Круглый счастливчик

КРУГЛЫЙ СЧАСТЛИВЧИК

У Зотова в жизни был полный порядок: работа по душе, жена — прелесть, дети здоровые (два сына), квартира четырехкомнатная, гараж рядом с домом, в гараже — «Жигули» (подарок тестя) — словом, круглый счастливчик.

В детстве его любили учителя, соседи, одноклассники, в студенчестве — однокурсники, а позже — начальники и подчиненные. По службе Зотов продвигался резво. В тридцать три года заместитель директора проектного института — это, согласитесь, кое-что. Причем, локтями путь не расчищал и пресловутой «мохнатой» лапы не имел. Рос исключительно за счет деловых качеств и личного обаяния. Так что на судьбу Зотов пожаловаться не мог.

Но с некоторых пор стал он испытывать временами беспричинное беспокойство. По-прежнему все шло гладко на службе и в семье. По-прежнему все органы функционировали отлично, и после вечерних пробежек по парку, принимая душ, он напевал: «Феричита, феричита, феричита…» Но перед сном, ни с того, ни сего, вдруг подступала тревога. Словно вспыхнет в голове табло: «Внимание! Опасность!» и погаснет. Вспыхнет и погаснет…

К чести Зотова, он без паники пытался найти объяснение тревожным предчувствиям. Вывод, к которому он пришел, был банален и прост: «Если очень долго хорошо, значит, скоро будет плохо». Вопрос лишь в том — насколько плохо.

Держался Зотов молодцом. Никто в институте не подозревал, что с каждым днем беспокойство замдиректора усиливается, а улыбки даются все труднее.

В апреле в жизни города произошло событие: был сдан многострадальный концертно-спортивный комплекс, который строился двенадцать лет. По этому случаю состоялись торжества с вручением метрового ключа, с речами, с показательными выступлениями, с фотовспышками и стрекотанием кинокамер. От имени института, где проектировался комплекс, должен был выступать директор. Но Вагонин приболел, и заменить его пришлось Зотову. Говорить он умел. Собравшиеся аплодировали ему, точно вызывали «на бис»…

На следующее утро, сидя в своем кабинете, он развернул свежий номер городской газеты. Почти половину страницы занимал репортаж об открытии концертно-спортивного комплекса. Зотов пробежал глазами по фамилиям выступавших, но своей не обнаружил. Он просмотрел список более внимательно — результат был прежний. Взгляд его, скользнув чуть ниже, уперся в слова: «…и другие товарищи».

Зотов насторожился, придирчиво перечитал репортаж от первой буквы до последней и опять не нашел своей фамилии. Озадаченный, он отложил газету, попытался приступить к работе, но содержание деловых бумаг до него не доходило. Зотов вновь уткнулся в газету, просмотрел даже сообщение ЦСУ и «Заявление ТАСС», словно его фамилию могли по ошибке вставить в соседние материалы.

Вошла секретарша, напомнила, кому он назначил на сегодня встречи. Зотов кивнул, а потом вдруг перенес все встречи на завтра. «Меня нет!» — добавил он, указывая на телефон.

Ему хотелось без помех обдумать ситуацию. Отсутствие его фамилии в газете не могло быть случайной опечаткой. Назвали даже молоденькую артистку, которая и трех слов не сказала, а замдиректора крупного проектного института загнали в «другие товарищи»… С чего вдруг?

Мысли Зотова метались, словно животное в горящем лесу, но постепенно он погнал их в нужном направлении. Он знал, что городское начальство недовольно институтом. Вокруг проектов кипели страсти, строители свои грехи валили на проектировщиков. С этим концертным комплексом, к примеру, институт тоже нахлебался изрядно. Вагонину даже влепили выговор. Впрочем, на то он и директор. Но с какой стати страдать ему, Зотову, если он в замах без году неделя? Спросил и сам же ответил: на то и зам, чтоб не искать долго козла отпущения.

Обида на шефа захлестнула Зотова. «Больным прикинулся, — с горечью думал он. — А меня подставил, благодетель!» Он позвонил директору домой, надеясь выудить из шефа полезную информацию. Но супруга Вагонина ответила, что ночью у Валерия Матвеевича случился гипертонический криз, дважды вызывали «скорую», так что о разговоре не может быть и речи…

Криз шефа, если, конечно, жена не финтит, принес Зотову некоторое облегчение. Важно было выяснить вот что: нет ли в этой пропаже фамилии выпада лично против него? Недовольство институтом — это полбеды. Беда настоящая, если «стреляют» конкретно в него.

Зотов стал вспоминать всех, кто выступал на торжествах, чтобы определить, кого еще не назвали в репортаже. И сразу же всплыл Сичкарев из монтажного треста. Зотов, в который раз, взялся за газету. Сичкарева он не нашел. А ведь тот выступал, Зотов точно помнил. Фигура Сичкарева давала ключ к разгадке: из репортажа выпали вполне определенные фамилии, под которыми зашатались кресла. Сичкарева совсем недавно раздраконили на совещании в пух и в прах, он уже звонил в институт, прощупывал, не найдется ли местечко в случае чего…

С работы Зотов вернулся подавленный. Жена никогда прежде его таким не видела, стала допытываться, что стряслось? Он сослался на усталость, молча поужинал н, подсев к телевизору, вновь погрузился в тяжкие думы.