Кругом один обман (сборник)

Революция семнадцатого года породила Шариковых, и теперь мы имеем наследие – детей, внуков и правнуков Шариковых.

Из картошки ананаса не вырастет, поэтому общество пропитано хамством. Оно везде.

Каждый современный человек должен по капле выдавливать из себя хама, и помогать должна школа. Должна быть дисциплина, которая учит людей коммуникации, правильному общению между собой. Этому в нашем обществе никто не учит, каждый постигает самостоятельно или не постигает вообще.

Автор пишет об этом в начале книги как бы между прочим, но это очень нужная и продуктивная мысль. Человек с детства должен опираться на уважение к себе и другим, тогда наше общество преобразится.

Во время прочтения этой книги меня посещали самые противоположные чувства. Но, по большому счету, все зависит от того, как договорится общество.

Первобытные люди ходили голые. Потом они договорились между собой и надели набедренные повязки. Почему? Низ плохо пахнет и выглядит не очень. Лицо лучше.

Далее договорились, что испражняться лучше не там, где ешь. Стали отходить в сторону.

Далее, через много веков, стали вывешивать на обозрение простынь невесты после первой брачной ночи.

Зачем? Удостовериться в том, что девушка целомудренна и, значит, будущий муж не будет кормить чужого ребенка.

Последние десятилетия: появилась контрацепция и многие табу были сняты за ненадобностью. Например, девушка и парень вместе живут до свадьбы, проверяют свои чувства. А всего пятьдесят лет назад, даже меньше, потерять девственность до официального брака – позор, катастрофа, проклятие.

Табу падают одно за другим. И вполне возможно, что Лелик как петух, который кукарекает рассвет, или как соловей, возвещающий начало нового дня, – провозглашает новые секс-отношения, а именно секс-солидарность.

Автор позиционирует себя как тридцатилетнего мужчину в самом цвету. Он несется по жизни, как веселый щенок, махая хвостом и скалясь молодыми белыми зубами. Хорошо!

Но когда-нибудь, и довольно скоро, он станет старым псом и будет помнить только то, что коснулось его души: любовь, нежность, верность. А ощущения от оргазма, как стакан воды в жаркий день, – забудутся.

Чувственная память долго не держится. Кто же долго помнит вкус воды?

Мой Чехов

Наши классики – Лев Толстой, Федор Достоевский, Антон Чехов.

С кем из них я сегодня хотела бы встретиться и поговорить?

Лев Толстой – учитель жизни. Он привык, что к нему толпами шли ходоки, и он внушал им свои истины. Наверняка повторялся. Истины не могут быть каждый день новые.

Я постеснялась бы встречаться с ним. Лев Николаевич меня бы подавлял своим величием.

Достоевский – игрок. Игромания – та же самая зависимость, что от алкоголя или наркоты. Это – болезнь.

Достоевский вытаскивал из глубины души, из ее больных слоев выковыривал человеческую гнильцу, клал на ладонь и внимательно изучал.

Гнильца есть в каждом, отсюда такой интерес к Достоевскому. Человеку интересна правда. А правда – это узнавание.

Восхищаясь могучим даром Достоевского, я не хотела бы встречаться с ним лично. Я направлена на позитив, хотя пристукнуть старушку топором иногда очень хочется.

Поклонники Достоевского забросают меня камнями. Я их пойму.

А вот к Чехову я бы помчалась. Есть что послушать, есть на что посмотреть.

Чехов – красивый. Он нравится мне физически, как мужчина. У него прекрасное лицо, одежда, душа и мысли.

Я старалась бы больше молчать, чтобы не сморозить банальность. Я бы только слушала и смотрела восторженными глазами и хотела бы сделать для него что-то полезное, например: вымыть полы, протянуть в коробочке антибиотики, «Сумамед» например. Тогда бы Антон Павлович жил еще пятьдесят лет, как его сестра Мария Павловна.

Сегодня туберкулез – не проблема.

И Пушкин бы выжил после дуэли – элементарная операция.

Писателем не становятся. Писателем рождаются.

Если бы можно было стать большим писателем в результате усидчивого труда, то классиков оказалось бы навалом. А их – единицы. Два-три классика на сто лет. А таких, как Пушкин, – никогда.

Зачем нужен писатель? Он помогает людям осмыслить жизнь вокруг себя. Во все времена люди сеяли хлеб, а кто-то один стоял и смотрел в небо. И те, кто сеял хлеб, кормили того одного, который смотрел в небо.

Откуда берется писатель?

Мне кажется, что Бог закладывает в кого-то дискету (выбор произвольный), и этот кто-то рождается с дискетой, но не знает об этом. Живет себе и живет, ничего не подозревая. Но вдруг в один прекрасный день происходит подключение к космической розетке. Дискета заработала. Это может произойти в любом возрасте. Писательница И. Грекова начала в пятьдесят лет. Татьяна Толстая – в тридцать семь лет. А я – в двадцать шесть.

В Сергее Довлатове писатель проснулся на зоне, где он служил в ВОХРе.

Как это случилось: прибежал охранник и сообщил, что «возле шестого барака кирная баба лежит». Все свободные охранники устремились к шестому бараку. Довлатов тоже пошел, хотя не сразу. Общение с кирной бабой написано без подробностей, просто указано, что он оцарапал себе щеку ее железной брошкой. Остальное можно домыслить.