Кругом одни принцессы

Однако я не хотела задерживаться в «Белке и свистке». С наступлением дня по реке пойдут лодки и торговые баркасы, мешающие паромному сообщению. А нам с лошадьми часами торчать на берегу — никакого смысла. Вдобавок у меня не было желания поутру встречаться с Рыбином Гранатом. Он с восходом солнца мог опамятоваться от ночного приступа благородства и потребовать компенсации за испорченный тюрбан и порезанный мизинец. Поэтому, возобновив съестные припасы, мы спозаранку покинули гостеприимный кров, и теперь торчали на сыром прибрежном ветру. Парома на этом берегу не оказалось, и оставалось ждать, пока он появиться. По какой причине паромщик застрял на той стороне Волка, можно было лишь гадать. Перевозчики — существа странные и непредсказуемые. Когда-то маг Абрамелин поделился со мной следующей теорией. Согласно древнейшим человеческим представлениям всякая переправа через реку есть переход в Иное царство, момент смерти и воскрешения. Посему перевозчик есть своего рода жрец, осуществляющий Обряд Перехода, и одновременно психопомп-душеводитель. Отсюда и презрение, с которым обращаются они со своими клиентами. Не знаю, не знаю, но на всякий случай я заучила несколько ритуальных формул, связанных с переправами. И когда мне почудилось, что за млечной пеленой мелькает какая-то тень, я выкрикнула одну из формул призывания:

— Сюда, сюда, угрюмый перевозчик! Пора разбить потрепанный паром с разбега о береговые скалы!

— Я тебе дам «разбить»! — донеслось из-за тумана. — Ишь, выискалась, умная!

— А ты побольше нас ждать заставляй, я тогда еще и не то скажу.

Паром мягко ткнулся в песчаный берег, и перевозчик стал зримым. Он выглядел не столько угрюмым, сколько жуликоватым — ехидный дедок с обветренной рожей. Пока мы с ним торговались относительно платы за перевоз (в принципе, такса известна — по два медяка на душу, но я не встречала еще перевозчика, который не пытался бы взбить цену), Хэм вел себя спокойно. Но когда стали заводить лошадей, Хэм, едва ступив на паром, выскочил назад.

— Он же на воде! — с ужасом завопил он.

— А ты как думал?

— Но… Я же говорил! Меня укачивает.

— Послушай, мы на реке, а не на море. Видишь, какая вода спокойная. Здесь не укачивает. — Вообще-то в бурю на Волке штормило так же, как на море, однако об этом сообщать Хэму я не собиралась.

— А вдруг потонем? Там, небось, глубоко… И вообще, что это за плавсредство! Я еще понимаю, корабль…

— Тебя на пароме плыть никто и неволит, — обиделся перевозчик. — Цепляйся поясом и плыви так. Заодно и помоешься.

Подобная перспектива Хэма вовсе не обрадовала, и он с видом мученика двинулся за нами, а оказавшись на пароме, уселся, обхватив колени руками и уткнувшись в них лицом, дабы не видеть омерзительной воды. Паромщик оттолкнулся от берега, и мы покинули землю, подвластную Ядреной Матери. Пока паром медленно пересекал великую реку, туман почти совсем развеялся, и оказалось, что на Волке мы были не одни. Из-за острова на середину реки выплыл расписной челн, переполненный публикой самого уголовного вида. Я поневоле потянулась к оружию, предвидя грядущий абордаж.

— Охолони, — сказал паромщик. — Они сейчас другим развлекаются.

На носу челна здоровенный амбал в красном кафтане — атаман, надо полагать, — схватил возлежавшую рядом пышнотелую красотку и швырнул ее за борт. Красотка не только не пошла ко дну, но даже и не погрузилась. Атаман принялся лупить по ней веслом — и без всякого успеха.

— Не тонет! — с отчаянием восклицал он. — Она не тонет!

Ветер гулко раскатывал голос атамана над волнами.

— Говорил я тебе, надо было живую брать, а не надувную хитить, — заявил другой недобрый молодец, очевидно, есаул. — А ты заладил: «Отстань, серость, теперь у настоящих мужиков так принято…!»

— И так каждый раз, — вздохнул паромщик. — Ладно, поплыли дальше. — И, напевая «Атаманы мои, растаманы», повлек паром к левому берегу, темная громада которого всё ясней рисовалась перед нами.

Оказавшись на суше, Хэм отмяк, разомкнул глаза и даже помог вывести лошадей. Но когда мы пересекли песчаную косу, отделявшую реку от леса, он задержался и пробормотал:

— Так вот ты какое, Заволчье…

Зрелище было впечатляющее. До Волкодавля мы тоже ехали по лесистой местности, но и не великий знаток лесонасаждений мог отличить березовые рощи, дубравы и корабельные сосны, окружавшие столицу Поволчья, от хмурого бора, вставшего стеной у нас на пути.

— Где же дорога? — озадаченно спросил Хэм.

— А в Заволчье нет дорог. Хорошо, если тропу проезжую найдем.

— Как же купцы с этого берега товары возят? — полюбопытствовал он.

— Они по реке сплавляются, — И, предупреждая следующий вопрос, я добавила: — Оттого и разбойнички здешние на реке промышляют. Ты и сам видел. Хотя, да… — вспомнила, что он всю переправу просидел с закрытыми глазами.