Кругосветное плаванье "Джипси Мот"

Несмотря на всю приятную уверенность в достигнутых улучшениях, к ночи угодил в хорошенькую передрягу! Только что переменив галс, я уже предвкушал, что сейчас мирно выпью в каюте стаканчик бренди, как вдруг налетел шквал. Он оказался не очень сильным, но, неся 1600 кв. футов парусов, “Джипси мот” потеряла управление. Автопилот не мог удержать ее на курсе, а я не был в состоянии ни повернуть румпель, ни убрать паруса. Яхта, как бы закусив удила, летела с завидной скоростью, делая около 9 узлов, жаль только что не в ту Сторону, куда надо! Решив снять большой генуэзский стаксель с правого борта, я, как последний глупец, упустил одну деталь в раз навсегда заученном порядке действий, и это было непростительно при ветре, близком к штормовому. Я отдал фал и пустил переднюю шкаторину паруса вниз по штагу, так что пузо паруса, частично прижатое к поручням моим телом и руками, оказалось на самом носу судна. Ошибка заключалась в том, что я оставил шкот закрепленным у мачты, вместо того чтобы отдать его и занести вперед, на нос судна. Мне пришлось выпустить парус и перебежать к мачте, чтобы освободить шкот. Немедленно шкотовый угол и нижняя шкаторина паруса вышли за борт футов на двадцать. Эта часть паруса, наполнившись ветром, приняла форму банана и начала бешено хлопать. Тут я совершил второй промах. Следовало ухватиться за свернутый передний парус и постараться, насколько хватит силы в руках, собрать на нос как можно больше генуэзского стакселя. Но ветер быстро свежел. Решил, что лучше броситься к мачте и потравить фал. Не успел вернуться на нос, как парус поймал ветер, раздулся и перешел на подветренную сторону. Это был териленовый парус размерами 20 X 30 футов, и если уж он вырвется, то справиться с ним яхтсмену-одиночке не по плечу. Вскоре парус захватило водой носового буруна, и у меня сжалось сердце, когда яхта прошла над ним. Итак, мой любимый парус, очень нужный в задуманном плавании, оказался под килем! Надо было как можно скорее убавить ход, но до этого отдать все концы, удерживавшие парус с наветренного борта. Тяга всех снастей, идущих от огромного териленового мешка, находящегося под водой, при 8-9-узловом ходе, видимо, была огромной. Я отдал фал, и он соскользнул в море тонкой змеей. Затем пришлось отдать оттяжку, что позволило шкоту из кокпита пройти под килем. Теперь парус удерживался только раксами, которыми он крепится к штагу, и, следовательно, мог свободно плыть под водой, ничто ему больше не угрожало.

Убрал большой генуэзский стаксель с подветренного борта, затем грот и, наконец, бизань. Когда яхта почти остановилась, я прежде всего уложил на палубе рейку стакселя, а затем стал фут за футом выбирать на борт затонувший парус, пока он не уперся. Это меня озадачило, но я быстро сообразил, что шкот все еще закреплен на лебедке в кокпите по правому борту и удерживает шкотовый угол паруса под килем с наветренной стороны. Отдал шкот и поднял на палубу остальную часть паруса. Как будто все просто, но в то время мне было не до шуток; пришлось крепко потрудиться в темноте и при сильном ветре. Позднее я очень обрадовался, убедившись, что, хотя парус и шкот порядком выпачкались в красной краске, предохраняющей киль от обрастания, парус все же остался целым. Но бесплодная потеря ходовой ночи меня подавляла. Яхта, без сомнения, была слишком велика! Чувствовал, что вкладываю гораздо больше усилий, чем допускало состояние здоровья. Ушел вниз и, наконец, выпил желанное бренди, но есть мне совершенно не хотелось, хотя за завтраком я ограничился всего одним сандвичем. Однако нельзя было упускать попутный ветер и пришлось, обвязавшись спасательным линем, снова поставить с правого борта большой генуэзский стаксель. Когда яхта взяла ход, спустился в каюту и попытался уснуть.

Нога так сильно болела, что почти не давала спать. С убранным гротом усилилась бортовая качка, и я решился снова подняться на палубу и поставить грот. Эти операции закончил к полуночи. Вся эта титаническая эпопея заняла три с четвертью часа. Когда-то я думал, что плавание под парусами не принесет пользы моему здоровью, так как не обеспечит достаточных нагрузок и физического труда. Теперь это казалось мне довольно злой шуткой!

К полудню 8 сентября вышел на широту самого западного из Канарских островов, но после печального опыта с Мадейрой обошел его подальше, по крайней мере в 30 милях. К 9 сентября оставил Канарские за кормой и взял курс на острова Зеленого Мыса, решив и их миновать сторонкой, чтобы не потерять ветра. Море производит здесь странное впечатление безжизненной пустыни вроде Сахары. А я-то ожидал, что оно будет буквально кишеть рыбами и птицами! Цвет воды, белесо-черно-синий, напоминает разбавленные чернила.