После того, как тело Фрике аккуратно протерли влажным платком, а в рот удалось влить несколько капель воды, Ламперьер принялся энергично растирать грудь, и она стала вздыматься все выше и выше…
Рот слегка приоткрылся, раздался слабый вздох, и гамен медленно открыл глаза…
Фрике смущенно разглядывал все вокруг. Однако, имея определенное представление о бульварной литературе, где, как правило, молодой герой, возвращенный к жизни, имел обыкновение спрашивать: «Где я?», наш друг счел за благо последовать традиции.
Гамен широко раскрыл объятия и, повинуясь внезапному порыву, проворно, словно отца, обнял доктора.
— Мой бедный ребенок! Мой бедный ребенок! Как мы тревожились за тебя! — задыхаясь от радости, восклицал доктор.
— Черт побери, доктор, я просто чуть-чуть поломался… — слабым голосом произнес юноша. — А месье Андре… Где он?
Тут молодой человек, не говоря ни слова, по-братски стиснул парижанина в объятиях… Счастье так и светилось на его лице.
Настала очередь негритенка, неутешное горе которого сменилось бурным ликованием. Он смеялся, плакал, кричал, скакал как сумасшедший.
— Ну что ж, матросик, тебе хотелось иметь родных. Теперь можешь похвалиться любящей семьей. Немало миллионеров пожелало бы оказаться на твоем месте!
Тут на сцену выступил странный, длинный, мягкий предмет, способный сокращаться и удлиняться. Он возник посреди группы, сопровождаемый знакомым пыхтением. Это был хобот слона. Великолепное животное принялось преданно и нежно ласкать обнаженную грудь гамена.
Даже Ибрагим не удержался от рукопожатия, выражавшего искреннюю радость от счастливого конца этого удивительного происшествия.
Фрике был страшно слаб, не мог встать и едва-едва находил силы говорить. После тщательного медицинского осмотра доктор убедился: за исключением огромных синяков и царапин, его матросик, в общем, цел. Теперь надо было как можно скорее отнести бедолагу в деревню.
Охота закончилась, и две изуродованные гориллы валялись на земле. Туземцы племени галамундо связали гориллам лапы, прикрепили к шестам, каждый из которых лег на плечи двоим носильщикам.
Фрике же подняли с предосторожностями на спину четвероногого друга, рядом устроились Мажесте и доктор. Негритенок поддерживал голову гамена, а доктор басом рассказывал Фрике, в какую тот угодил историю, какой смертельной опасности подвергался и, наконец, какая блестящая идея пришла в голову негритенку и какую роль сыграл слон.
Совершив невероятный полет, Фрике, неподвижный, разбитый, измученный, наслаждался мерными, убаюкивающими движениями слона и с увлечением слушал рассказ, похожий на сказку. Но одна мысль не давала ему покоя…
— Какой ты молодец, мой черный братишка! — обратился он к Мажесте. — До такого никто бы не додумался… Но за мной не пропадет… Надо же, я, парижанин, оказываюсь в роли дичи, а сын чернокожего короля выходит на охоту со слоном в роли собаки-ищейки!.. О! Мое кругосветное путешествие!.. Кстати, доктор, горилла… ну, моя, которую несут… та самая… Я хочу съесть ее кусочек, хочу, и все!
ГЛАВА 6
Охота на гориллу, которая для Фрике оказалась столь неудачной, была, как мы уже говорили, лишь прелюдией к шикарному пиршеству, устраиваемому Зелюко, вождем племени галамундо, в честь своего друга Ибрагима.
Наиболее изысканным блюдом, гастрономическим шедевром для антропофагов, естественно, было человеческое мясо. Его вполне заменяло мясо гориллы, если судить по восторженному приему в деревне.
Поскольку в данный момент не нашлось животного, стоящего на двух ногах, приходилось довольствоваться суррогатом. На безрыбье и рак рыба.
Сильно изуродованных слоном обезьян методично освежевали, восемь кистей, отделенных от запястий, аккуратнейшим образом поместили в маринад из винного уксуса, налитый в большие кувшины.
Эти отборные куски предназначались для почетных гостей. Однако для приготовления экваториального рагу недоставало кое-каких редких, а точнее, труднодобываемых продуктов.