Бесполезно было просить о чем-либо еще отца, он и так выказывал Августу все возможное благоволение: принимал его в своем доме, подарил нарты с собачьей упряжкой и каюром, а также столовое серебро для будущего жилища. Он приглашал его к нам на ужины, устраиваемые в честь заезжих официальных лиц, либо просто ради удовольствия побеседовать. Он даже позволил ему – и лично мне эта милость пришлась совсем не по вкусу – отлучиться на четыре дня ради медвежьей охоты. В наших местах эти животные встречались часто и в обычное время были не очень-то опасны. Но они становились крайне агрессивными, когда на них начинали охотиться. К счастью, Август вернулся целым и невредимым. Через начальника канцелярии отец также поручил Августу составить картографию морского побережья Курил до самых американских берегов. Теперь Август проводил дни, удобно устроившись в канцелярии и изучая бортовые журналы и отчеты экспедиций.
Тогда я еще и не подозревала о причинах, по которым это занятие вызывало у него живейший интерес…
Каких еще послаблений для Августа можно просить у отца, если он уже сделал для него все возможное? Отец мог смягчить существующие правила или найти в них лазейку, но он никогда не рискнул бы впрямую их нарушить. Он не мог по собственной воле отменить приговор о ссылке. Сделай он нечто подобное – и какая-нибудь добрая душа, возможно тот же начальник канцелярии, не преминула бы донести в столицу. И один только Бог знает, какой приговор грозил бы ему самому…
В императорских инструкциях было только одно исключение, формально позволяющее отменить осужденному наказание. Если ссыльный способствовал раскрытию заговора против самого коменданта и вышестоящих властей, указ гласил, что он немедленно должен быть объявлен свободным.
По воле случая обстоятельства вскоре сложились именно таким образом. Все началось первого января того самого тысяча семьсот семьдесят четвертого года, который стал знаменательным в моей жизни. Ссыльные пришли в острог, чтобы засвидетельствовать свое почтение отцу. Я заметила их издалека. Август, с которым я должна была увидеться после полудня, ограничился тем, что послал мне легкую улыбку. А вот бедняга Степанов выставил себя в смешном свете, посылая мне нежные знаки вплоть до воздушного поцелуя, из чего я заключила, что несчастный так и не излечился от чувств, которые ко мне питал. Столь явное проявление страсти наводило на мысль, что я давала надежду этому горемыке. Подобное недоразумение по природе своей могло хотя бы отчасти смягчить то предпочтение, которое все мы оказывали Августу, и, стало быть, уменьшить вызываемую им зависть. Поэтому я не выказала возмущения. Просто оставила без ответа.
Как я узнала позже, после этого визита ссыльные собрались у Хрущева, друга Августа. Они пили чай с сахаром, чтобы согреться и отметить наступление нового года.
Увы, буквально через несколько минут после начала чаепития все почувствовали жуткую боль в животе и расстройство желудка, так что многие попадали на пол. Среди криков наиболее крепкие сумели добраться до китового жира, выпить сами и раздать остальным. Один из ссыльных, который ничего не пил, бросился за оленьим молоком. Эти меры позволили наименее пострадавшим прийти в себя. Другие еще долго мучились, а одного несчастного спасти не удалось. К утру он умер.
Со всей очевидностью это было отравление. Чтобы удостовериться, они нашпиговали сахаром хлеб и скормили кусочки кошке и собаке. Бедные животные сдохли почти мгновенно. Сахар был подарком известного в колонии торговца. Ссыльные испросили аудиенции у отца и рассказали ему о случившемся.
Отец решил подвергнуть торговца проверке. Он собрал нас всех, мать, брата и меня, в гостиной. Я еще ничего не знала о происшествии. Поэтому я удивилась, увидев, как в гостиную входит Август вместе с двумя другими ссыльными, и все трое, ни слова не говоря, прячутся за портьерой. Вскоре караульные привели торговца. Он имел вид человека, взволнованного оказанной ему честью, и не подозревал, что его ждет.
Отец велел старику подать чай, а потом заявил, не спуская глаз с торговца, что поданный сахар был подарком, принесенным этим утром ссыльными. Дескать, отец и сам не знал, где они его раздобыли, но оценил их щедрость.
Мать, брат и я перед тем, как зайти в гостиную, получили приказ не прикасаться ни к чему, что будет подано. А торговец уже взял два больших куска сахара и готов был отправить их в рот. Он выронил их, и сахар упал на ковер.
Отец пристально, обвиняюще смотрел на торговца, и тот бросился ему в ноги.
– Значит, вы признаете, что отравили этот сахар?
– Помилуйте, ваше превосходительство, я ведь хотел как лучше.
– Как лучше? Убивая ссыльных, которые, напоминаю, являются собственностью правительства и подданными царицы?
– Ваше превосходительство были обмануты их кривлянием. Они опасны. Особенно этот Бенёвский, их вожак.
– Он выиграл у вас деньги в шахматы, не так ли?
– Да, но главное не в этом.