Из большой гостиной доносилась музыка, и за толпой гостей мы различали в такт ей кружащиеся пары. Джакомо предложил присоединиться к ним. Я согласилась, хоть была не очень-то ловка по части танцев. Он вел меня три танца подряд. Его тонкая холеная рука твердо и умело держала мою, и все мое тело следовало за его движениями. Все в зале смотрели на нас, и я была рада, что вновь надела маску, прежде чем присоединиться к балу.
Опьяненная музыкой и светом, я последовала за Джакомо в будуар, где мы оставили Жюли. Я хотела присесть, но она настояла на том, чтобы мы с ней немедленно уехали, отговорившись от наших спутников каким-то совершенно надуманным предлогом, чтобы попрощаться. Они проводили нас до крыльца, мы уже сели в экипаж, а они все не решались выпустить наши руки. Наконец дверцы захлопнулись, конские копыта застучали по булыжникам двора, мы остались одни и только тогда вспомнили, что надо снять маски.
Я поинтересовалась у Жюли, почему она так заторопилась с отъездом.
– Вы больше не желаете их видеть? – спросила я.
– Не думайте так, друг мой. Именно потому, что мы будем видеть их, и довольно часто, я не захотела длить первую встречу. Можете мне поверить, в эту минуту наши господа вне себя от досады. Нам недолго ждать от них вестей.
В тот же вечер она принялась объяснять мне, с кем мы имеем дело. Жюли ведь и раньше не теряла времени. Она и правда знала все.
V
Старший из двух наших венецианских масок был сомнительной личностью. Великий соблазнитель, игрок и шулер, но образованный и начитанный, маркиз де Г* частенько был вынужден спасаться бегством от последствий своего поведения. А его спутник, Джакомо, который так галантно со мной обходился, был отпрыском знатной венецианской семьи. Род судовладельцев и банкиров, к которому принадлежал молодой человек, дал Республике многих дожей. Его мать умерла в родах. Что до отца, он в прошлом году попал в плен при нападении берберских пиратов и не перенес ранения и лишений, на которые они его обрекли. Джакомо, таким образом, оказался наследником огромного состояния, поскольку у него не было ни братьев, ни сестер.
Как эти двое встретились? Возможно, старший благодаря своим связям втерся в окружение Джакомо, распознал его слабость и неопытность и убедил последовать за собой в поездке по Европе, чтобы тот узнал жизнь и светское общество.
С точки зрения Жюли, молодой венецианец был наиболее подходящей кандидатурой в данных обстоятельствах. Она взяла на себя труд убедить в этом маркиза. А потому она приблизила его к себе, что, в сущности, не было ей так уж в тягость: он веселил ее, а она любила быть предметом ухаживаний. Она не боялась оказаться в один прекрасный день брошенной, потому что искала в его обществе лишь сиюминутного удовольствия.
И вот благодаря ей уже со второй нашей встречи между мной и Джакомо установились отношения, полные свежести и очарования. Жюли оставила маркизу достаточно сведений, чтобы тот сумел ее отыскать. Уже назавтра она получила от него письмо, к которому было приложено еще одно – от Джакомо для меня. Она снова увиделась со своим венецианцем и, достаточно хорошо зная Париж, направила его туда, где он мог утолить свою жажду распутства. Взамен она получила от него заверение в том, что его протеже будет держаться со мной в рамках приличий и проявлять всю возможную почтительность, на какую вправе рассчитывать серьезная женщина. Главным было настроить его на любовь, а не на приятную интрижку.
Мы выезжали вдвоем в экипаже, который он держал в Париже, не прячась, но и не выставляя себя напоказ, то есть ограничиваясь посещением общественных мест. Он водил меня в театр и игорные залы, к продавцам старины и в кафе. Мы совершали долгие прогулки за пределами бульваров, добираясь, несмотря на холод, до мельниц Менильмонтана или до деревни Пасси. Джакомо был всегда весел. Он разглядывал все вокруг и брал с собой листки бумаги и перо, чтобы делать зарисовки. Везде он прекрасно себя чувствовал, и один его вид поднимал настроение. Он выучился у цыган искусству жонглировать и показывать фокусы.
Инстинктивно или потому, что его наставлял маркиз, со мной он не позволял себе ни малейшей вольности. Максимум, что он допускал, – жест нежности, когда он брал меня за руку или поправлял мой выбившийся локон. После смущения первых встреч я прониклась к нему доверием. Мне казалось, что мы общаемся как брат с сестрой. Он был тем спутником, о котором я мечтала, чтобы наслаждаться этим городом красоты и удовольствий.
Когда я оказывалась в обществе Жюли, она требовала от меня отчета в том, как развиваются наши отношения. Через несколько недель таких встреч я была вынуждена признаться ей, что на этот раз сдержанность играет против меня: во мне росло желание. Я начала воспринимать молодого человека как часть своей жизни, мне будет его не хватать, если он отдалится. Учитывая, что конечной моей целью было сближение с Августом, игра становилась опасной. Жюли смеялась и велела мне продолжать.