Кругосветное путешествие короля Соболя

В конце концов я выздоровел. Когда я встал на ноги и надел свой мундир, который оказался мне велик — так я похудел, — дворянин церемонно пригласил меня на ужин. Мы были одни в столовой, украшенной побитыми молью гобеленами. Даже по такому торжественному случаю в люстре горела лишь половина свечей. Чудовищная бурда, которую он считал вином, так долго дожидалась своего часа в графинах, что оставила красочные разводы на стенках. Пока мы жевали куски тощего барашка, без всякой надежды размягчить их, отец семейства спросил меня, на какой день мне угодно назначить церемонию.

Я запил кусочек баранины глотком разбавленного вина и спросил:

— Какую церемонию, маркиз?

— Ну как же, бракосочетание.

Я попытался сопротивляться с тем же упорством, с каким сопротивлялось моим зубам несъедобное мясо, которым он меня потчевал. Сначала мягко, потом угрожающе дворянин дал мне понять, что за время моей лихорадки наша близость с его дочерью зашла так далеко, что девица с полным правом может считать себя обесчещенной. В своих попытках спорить я чувствовал себя тем беспомощнее, что воспоминания мои путались и среди них мелькали смутные картины обнаженной груди и скользящих между пальцами волос. В эти минуты полной растерянности я, как всегда, подумал о том, что сделал бы Башле в подобных обстоятельствах. На память пришла цитата из Макиавелли, которую он часто повторял: «То, чему невозможно помешать, следует возжелать».

— Что ж, маркиз, ваше предложение пришлось как нельзя кстати, — сказал я, поднимая рубиновый бокал. — А я-то не знал, как удобнее объявить о моих намерениях.

— В добрый час, мой дорогой граф! — воскликнул он, вскакивая.

Без всякого сомнения, он ожидал с моей стороны более яростного сопротивления. Чокнувшись со мной через стол, он радостно вскричал:

— Марта, Катаржина, идите скорей сюда.

Его жена и дочь, ждавшие за дверью буфетной, вошли в зал, лучась улыбками. Маркиза отличалась редкостным уродством и была дурно одета, но ее недостатки меня не волновали. Увы, я вынужден был признать, что она в полной мере передала дочери все немилости природы и даже обучила искусству, которым владела в совершенстве: скверно одеваться. Настоящая бедность может быть гармонична и даже элегантна. И напротив, бедность богатых, которая называется скаредностью, вызывает во мне живейшее отвращение. Вышеназванная Катаржина стояла колом точно так же, как те дешевые ткани, что ее покрывали. Теперь, когда лихорадка больше не туманила мне глаза, я ясно видел всю непривлекательность ее черт. Башле был совершенно прав, доверяясь правдивости наших чувств, но при условии, что они ничем не искажены. Я почерпнул достаточно сил из глубин моего отчаяния, чтобы изобразить улыбку. Юная девица — кстати, не такая уж юная — приоткрыла тонкие, как ниточка, губы и выставила напоказ гнилые зубы.

— Ну же, — умиленно сказал маркиз, — дайте друг другу руки.

Я взял руку моей нареченной. Она была костлявой и холодной.

Маркиз и его супруга завели долгий разговор, уточняя дату свадьбы, а также ее условия. Я был согласен на все. К счастью, когда они предложили мне пожить у них до даты церемонии, последний взгляд на лицо моей будущей супруги придал мне мужества дать отпор.

— Увы, — ответил я, притворяясь глубоко огорченным, — я должен сначала вернуться в полк и отдать необходимые распоряжения, чтобы кто-то принял командование на время моего отсутствия.

Я уточнил, что эти распоряжения надобно сделать без промедления, и добавил, о чем и сегодня не могу вспомнить без стыда, что чем быстрее я уеду, тем скорее вернусь и мы снова обретем счастье быть вместе.

Скача по дороге во весь опор, я с тоской рылся в воспоминаниях. Могла ли болезнь настолько помутить мое сознание, что я… Нет, это решительно невозможно. Свежий воздух, белизна покрытых инеем деревьев, четко проступающих на фоне ярко-синего неба, зимнее солнце на шкурах несущихся навстречу коней, — все возвращало мне радость жизни и вкус к свободе. Я приподнимался в седле, пришпоривал коня и наконец добрался до места, где был расквартирован полк. Два дня спустя во главе тысячи четырехсот человек я уже мчался к князю Любомирскому, чтобы под его командованием пойти на приступ крепости в Ландскроне. Я испытывал куда меньше страха перед ее ощетинившимися пушками, чем при одной только мысли о женитьбе на той ужасной женщине.

Мне еще многому предстояло научиться, прежде чем стать настоящим мужчиной.

VI