Алексей чувствовал себя самым счастливым человеком в мире, вернувшись из боя к родным берегам и к самой родной и любимой женщине на всем белом свете. Внезапно буквально затылком командир береговой батареи почувствовал взгляд, полный жгучей ненависти. Немного развернувшись, он краем глаза заметил Михаила Будякина, его отвратительную козлобородую ухмылку и огонек безумия, багровым отблеском плещущийся на дне зрачков. Алексей еще крепче сжал Карину в объятиях: «Не отдам! А тебя, гнида, – уничтожу!»
Собрав совещание офицеров и проверив боевую готовность бронебашенной батареи, Алексей занялся текущими вопросами. За время его пребывания в Евпатории орудия двух массивных башен дважды привлекались к нанесению артиллерийских ударов по гитлеровцам. В обоих случаях комендоры отработали на «отлично», уничтожив до батальона немцев и румын и взорвав полевой немецкий склад с боеприпасами. За это воины 35-й батареи получили благодарность от командования Севастопольского фронта. Троих артиллеристов представили к наградам.
В один из дней к нему заглянул старший политрук батареи Иванов. Он был явно чем-то озабочен.
– Заходите, Виктор Ефимович, я кликну дневального, пусть чаю принесет с камбуза.
– Спасибо, Алексей Яковлевич, как раз сейчас не повредит и чего-нибудь покрепче…
Алексей удивленно воззрился на старшего политрука. Виктор Иванов редко позволял себе выпить рюмку-другую водки или коньяку. Командир батареи молча достал из сейфа початую бутылку коньяка и пару стаканов, плеснул на треть.
– Что стряслось, комиссар? – Алексей требовательно заглянул в глаза старшему политруку батареи.
– Комитет комсомола «завернул» наградные документы всех троих артиллеристов, представленных к медалям.
– Кто завернул?
– Комсорг Сергей Зиневич.
– Это лейтенант из новеньких, он ведь недавно на батарее? – уточнил Алексей. Командир знал каждого матроса, старшину и офицера из команды своего «сухопутного линкора», несмотря на то, что за время героической обороны Севастополя сменилось уже несколько составов.
– Точно так, из нового состава, два месяца у нас служит, и Будякин, похоже, его уже заманил в свои сети…
– Этот может… – недобро усмехнулся Алексей. – Говорить он умеет складно. Беда только в том, что, сея «разумное, доброе, вечное», сам ведет себя как последняя скотина… Да, и вот еще что, Виктор Ефимович, неплохо бы узнать, кто еще кроме лейтенанта Зиневича, так сказать… гм… разделяет взгляды политрука Будякина.
– Вы думаете, Алексей Яковлевич…
– Совсем чуть-чуть зная Будякина и эту породу людей, я в этом уверен, Виктор Ефимович!
– Но ведь это же… – прищурился старший политрук батареи.
– Именно, Виктор Ефимович, именно. «Органы» не посмотрят на наши с вами заслуги, в лучшем случае – отправимся в тайгу валить лес. Но даже этот исход я считал бы исключительно благоприятным…
В каюте командира разлилось тягостное молчание. Оба понимали, что политрук Михаил Будякин с этого момента для них – вне закона. Слишком уж большую подлость он замыслил, может быть, и сам не отдавая себе отчета в том, что творит!.. Вернее, из-за ограниченности мышления, не осознавая всю глубину зловонной ямы, в которую втянул командиров 35-й береговой батареи…
– Виктор Ефимович, я, как командир бронебашенной батареи № 35, санкционирую служебное расследование по партийно-политической линии. – Положив перед собой стопку чистых листов, Алексей принялся составлять соответствующий приказ. – Политуправление Севастопольского фронта уведомим по результатам вышеозначенной служебной проверки морального состояния вверенного нам командного и рядового состава батареи. Основание для служебной проверки: неправомерное решение комсорга Зиневича в отношениии представленных к наградам артиллеристов боевого расчета.
– Я все понял, товарищ командир, – кивнул старший политрук Иванов.
– Скажу откровенно, Виктор Ефимович, даже вы – старший партийный руководитель подразделения – не понимаете, в какую