Круговорот чужих страстей

Алёна поставила перед ним тарелку с супом, поспешила хлеб нарезать. А в ответ негромко проговорила:

— Младших четверо. Пете, самому младшему, седьмой год. Они с Ваней подружились.

— Он выглядит довольным. И щёки во, — Костров даже щёки надул. Алёна улыбнулась, по волосам его погладила, наблюдая, как он ест.

— Я тебе про парное молоко ещё в усадьбе говорила, а ты мимо ушей пропустил. Вкусно, Паш?

Он кивнул, хлеба ещё взял.

— Оголодал?

— Ну, кормили не фонтан, малыш. Но терпимо.

— Всё закончилось? — тихо спросила она.

— Самое главное, чтобы на меня перестали всех собак вешать. А с остальным разберёмся.

— А Ирина?

Павел съел ещё пару ложек, прежде чем ответить.

— Ты хочешь, чтобы я сказал тебе это здесь, на кухне твоих родителей?

Алёна решительно кивнула.

— Да. Я просто хочу знать.

— Я куплю ей квартиру в Майами. Или в Лос-Анджелесе. Где она захочет. Но не потому, что я такой добрый, просто я уверен, что оттуда она не вернётся.

— Думаешь, этого хватит?

— Я думаю, — проговорил он каменным голосом, — что больше ей никто не предложит. Если откажется, значит, полная дура. Пусть попробует со мной повоевать.

Алёна ещё немного придвинулась к нему, положила голову ему на плечо.

— Главное, что ты вернулся.

— Это на самом деле главное. — Павел голову повернул, посмотрел на неё. — Я больше за вас переживал, чем за себя. Пока Регина не сказала, что ты Ваньку увезти успела. Ну, думаю, если Алёнка его увезла, то его теперь ни одна собака не найдёт. Особенно, из твоих бывших дружков.

— Не говори так. Они не все плохие. Вот Серёжка хороший. И даже Рыбников.

— Куда уж нам без Рыбникова.

На кухню вбежал Ваня, а за ним другие дети. Ваня влез на стул рядом с отцом, показал чистые ладошки.

— Папа, я умылся.

— Хорошо. — Павел улыбнулся сыну, потом остальным детям, а старшему из них, Артёму, даже по-мужски протянул руку. Тот на рукопожатие ответил, и тут же заважничал.

— Папа, ты суп ешь? А мы будем молоко с булочками.

— Время полдника, — пояснила Алёна, поднялась, чтобы помочь вернувшейся Ане. Расставила перед детьми чашки и разлила молоко. А Павел за сыном наблюдал, как тот подсел к детям, и они что-то принялись шёпотом обсуждать, прихлёбывая молоко и откусывая от румяных булочек. И его ребёнок, изнеженный заботой Регины, привыкший к швейцарскому сахарному печенью из железных банок, одетый и подстриженный по последней моде, сейчас с аппетитом ел и пил молоко из кружки со щербиной, и подпирал ладошкой румяную щёку. А ещё он дёргает морковь на огороде и кормит цыплят. Павел голову поднял, на Алёну посмотрел. Она стояла совсем рядом, в простеньком сарафане, с волосами, заплетёнными в косу, на него не смотрела, разговаривала с сестрой, а он руку протянул и обнял её за талию. Алёна его руку тут же скинула, глянула с намёком, а дети за столом захихикали. Да и Аню он, кажется, смутил окончательно.

— Здесь это не принято, — шикнула на него Алёна, когда они с кухни вышли.

— Я понял, дети.

— И это тоже.

Они зашли в тераску, Алёна закрыла дверь, и тогда уже позволила обнять себя. Сильные руки её смяли, прижали к мужскому телу, а горячие губы накрыли её губы.

— Я так ждала тебя, — шепнула она между поцелуями.

— А я о тебе думал. И скучал.

— Это я чувствую, — рассмеялась она, а когда Павел сделал попытку прижать её к двери, они вместе едва не вывалились наружу. Алёна рассмеялась и оттолкнула его. А Костров поинтересовался:

— Она что, не запирается?

— А зачем? — невинно переспросила Алёна.

Павлу пришлось выдохнуть. А Алёна повернулась к нему, провела ладонями по его плечам, разглаживая незаметные складки на рубашке-поло, и одновременно негромко проговорила:

— Веди себя прилично. А то папа выставит нас вон.

— Я веду себя прилично, — пробубнил Павел, разглядывая её. — Но тут даже двери не запираются.

— Здесь кругом дети.

Она улыбнулась ему и ускользнула. Павлу пришлось её отпустить.

Остаток дня Костров вёл себя, как Алёна и просила, прилично, и больше присматривался к происходящему. Вместе с отцом Алёны в доме появились её братья, снова пришлось знакомиться, жать парням руки, приглядываться к ним с тем же любопытством, которое и они к нему проявляли, но, правда, ни одного вопроса в лоб не прозвучало. Никто не спросил, кем он приходится их сестре, не спросили, где он был последние две недели. А если всё-таки были наслышаны о его проблемах, не поинтересовались, в какой стадии их решения он находится. Кажется, это никого не беспокоило.

В доме из-за детей было шумно, но при этом никто не мотался без дела. Все были чем-то заняты, кроме него. Женщины готовили ужин, дети дёргали траву в палисаднике, хотя больше дурачились, а мужчины что-то обсуждали, разглядывая просторный сарай. Кажется, его собирались перестраивать. К ним Павел присоединился, но только слушал и сарай разглядывал.