Круговорот чужих страстей

— Это не судьба, это я нас свела. Взяла и влезла через забор, прямо в твою жизнь.

— Хорошо, что забор вовремя отремонтировали. Обратной дороги нет.

Алёна повернулась к нему, оказалась так близко, что коснулась носом его носа.

— Паша, ты готов со мной беседы вести до утра. И это вместо того, чтобы просто сказать…

— Выходи за меня замуж, — перебил он её.

Алёна улыбнулась.

— Вообще-то, я надеялась услышать «люблю», но это предложение меня тоже радует. И я, конечно же, скажу…

— Люблю.

Она сделала осторожный вдох, прижалась щекой к его щеке.

— Я скажу тебе «да».

Эпилог

— Я думаю, что это плохая идея.

Павел сказал это, понял, что его не услышали или не захотели услышать, и тогда встряхнул газету и посмотрел поверх неё на женщин на диване. Рядом с ними читать было невозможно, ни одного шанса сосредоточиться, но Павел всё равно оставался с ними в одной комнате, и, наверное, именно ради того, чтобы сказать им именно эту фразу. Найти момент, вклиниться и сказать. Потому что он на самом деле так считал. Но его не услышали. И тогда он повторил громче:

— Я против!

Женщины замолчали, Алёна посмотрела на него, тёмные брови сошлись на переносице, а после она и головой качнула.

— Ты не можешь быть против, Паша.

— Почему это? Очень даже могу. И я против.

— Паша, это моя сестра.

— Да? А шкуру твой отец потом спустит с меня.

Дуся откровенно фыркнула.

— Павел Андреевич, — (кстати, она называла его по имени-отчеству только в моменты недовольства и язвительности, и в данный момент это служило намёком), — нельзя так трусить. Это неприлично.

— Да? А тащить девочку в Ярославль, чтобы там знакомить чёрт знает с кем, прилично? Она умрёт от смущения.

— Дуся говорит, что это очень хороший мальчик.

— А может, ей не нужен мальчик? Тебе-то ведь не нужен.

Алёна ему улыбнулась.

— И что ты предлагаешь?

— Предлагаю оставить её в покое. Всё в своё время случится.

— Где случится? — возмутилась Дуся и даже руками всплеснула. — Когда нам удаётся вытащить её в город, ты привозишь её в усадьбу, и запираешь здесь. Большая разница!

Костров многозначительно закатил глаза, потом на жену посмотрел, столь же многозначительно.

— А тебе вообще недосуг сводничать. Роди сначала.

Алёна поудобнее устроилась на подушках, погладила большой живот. Плечами пожала.

— Рожу. Куда я денусь-то? Но судьба сестры меня заботит.

— Настолько, что ты готова отправить её за триста километров. Влюбляться.

Алёна расстроилась.

— Паша, я хочу, как лучше.

— Тогда отправь её в Европу. Одну. Ей куда больше необходим жизненный опыт, чем какой-то неизвестный мальчик.

Алёна с Дусей переглянулись и дружно ахнули.

— Одну?

— Вот за это, Павел Андреевич, мой брат вас точно проклянёт.

Павел в досаде смял газету и поднялся. Махнул на них рукой.

— Делайте, что хотите!

— Паша! — Он обернулся в дверях, на Алёну посмотрел. Поневоле оттаял, мгновенно, как только встретился с ней взглядом. Алёна, располневшая, с округлившимся личиком, стала по-особенному милой и казалась мягкой. Впечатление было обманчивым, он знал, и вряд ли она надолго останется пухлой хохотушкой, поэтому он старался её запомнить такой. До родов оставался месяц, времени совсем немного. И отказать он ей ни в чём не мог. Она не капризничала, характер был не тот, а он всё равно баловал и без конца что-то обещал. Хотя, как Алёна вчера ему призналась, она уже не хочет ничего, кроме как побыстрее родить. А ещё покачаться на качелях.

— Вот я рожу, — сказала она, — и сразу, сразу пойду на качели. Сяду на них и буду радоваться, что они подо мной не оборвутся. Паша, ты не представляешь, какое это будет счастье!

Вот как можно было на неё сердиться? И сейчас, если и всколыхнулось внутри врождённое раздражение, так тут же и растаяло, стоило жене в глаза посмотреть. А она ещё так мягко, с особой улыбкой, спросила:

— Тебе чай в кабинет принести? На кухне ещё пирог остался.

— Нет, — ответил он, заставил себя сдержать усмешку. — Оставьте для ярославского жениха. Две сводни.

Всё-таки любить родственников на расстоянии куда проще. В последний месяц в доме постоянно кто-то жил. То Регина приезжала на неделю, отдохнуть от столицы и побыть с Ваней, теперь вот Дуся, от этой шуму было куда больше. Ещё Аня гостила, но девочка была настолько тиха, что кроме пользы, никакого беспокойства от неё не было. Павел даже предложил бы ей остаться насовсем, Ане в усадьбе нравилось, но тесть бы точно не оценил и не понял. Да и права в чём-то Дуся: это равноценно её жизни в деревне, снова взаперти.

Роско подбежал, ткнулся влажным носом ему в ладонь, пробежал вперёд него в кабинет и разлёгся на ковре. Зевнул и клацнул зубами.

— Что, тоже от женской болтовни прячешься? Такая, парень, наша участь.

На столе нашёлся детский рисунок. Ваня нарисовал для него красную машину, а в квадратике, где на автомобиле должен быть госномер, кривоватыми буквами значилось: «папа». И если бы Павел был более чувствительным, как того порой хотела Алёна, он бы сказал, что ради таких вот мелочей и моментов и стоит жить. Но он чувствительным не был, поэтому не сказал. Он просто так подумал.