Круговорот парней в природе

Я старательно сфокусировала взгляд на лице собеседника. Видимо, вид у меня при этом был не слишком интеллектуальный, потому что Никита ухмыльнулся и произнес медленно, ясно, с безупречной артикуляцией логопеда:

– Ужин! Еда! Пища! – Затем он ловко перелистал словарик, нашел нужную статью и с листа озвучил перевод этих слов на японский.

– Ничего не понимаю, – честно призналась я, имея в виду не столько японские словеса, сколько Никитины мотивы. – Ты приглашаешь меня на ужин? Почему это?

– Странный вопрос, – атлант пожал могучими плечами и выдернул меня с дивана, как рыбку из пруда. – Ты не ужинала, я не ужинал… Почему мы не можем поужинать вместе?

– Уи-и-и! – мимо нас торопливой кавалерийской рысцой проскакал поросенок Ваня.

Кабанчик, а не кабан, что по-японски означает «портфель»!

Я проводила неправильного кабана хмурым взглядом, вздохнула и прислушалась к себе. Тяпа и Нюня выжидательно затихли, зато в животе заурчало.

– Пойдем ужинать, – согласилась я. – Только, чур, не у Шульцев! Знаешь, чего я сейчас хочу? Я хочу шашлык из свинины!

– Их восемь! – не тая удивления, сказал Борис Абрамович Шульц и полез под одеяло.

Рузанна вопросительно всхрапнула.

– Японцев все-таки восемь, а не девять! – объяснил он таким тоном, словно сам сомневался в своих словах.

Вообще говоря, сомневаться оснований не было. Перед отбоем Борис Абрамович под предлогом срочной ревизии постельных принадлежностей лично пробежался по номерам и дотошно пересчитал не только казенное бельишко, но и японских гостей. Одной наволочки и впрямь не хватало, и выяснить ее судьбу без знания японского не представлялось возможным. Зато потомки самураев в количестве восьми человек были на своих местах и мирно готовились ко сну. Убедившись в этом, Борис Абрамович не поленился обойти всю гостиницу в поисках возможного «зайца». Проинспектировав номера, он заглянул в чулан, зарезервированный под персональные апартаменты странноватой девушкой Татьяной, а также в кухню и на чердак. Потом еще выглянул на балкон, затем проверил на предмет посторонних вложений спальное место в холле (там по-прежнему почивал приятно нетребовательный переводчик), запер наружную дверь и только после этого отправился на боковую.

Отсутствие в доме девушки Татьяны и ее новоявленного кавалера Никиты от зорких глаз Бориса Абрамовича, разумеется, не укрылось. Однако из-за одной загулявшей парочки оставлять дверь открытой он не собирался.

– Пошумят, постучат – отопру! – объяснил он безразлично похрапывающей жене и с чистой совестью погрузился в подушки.

Спустя примерно двадцать минут после того, как на всей территории «Либер Муттер» воцарилась сонная тишь, из официально пустующей жилой кладовки бесшумной поступью ниндзя выскользнул человек в черной одежде. На его голову был натянут черный капроновый чулок, в руке он держал фонарик.

Аккуратно прикрыв дверь кладовки, черный человек неслышно поднялся на чердак и из этой отдаленной точки неторопливо и осторожно пошел по тому же маршруту, которым ранее с инспекторской проверкой проследовал Борис Абрамович.

Шашлык был чудесный: сочный, мягкий, восхитительно ароматный. Одна порция полностью оправдала в моих глазах факт существования в мире всяческого свинства во множестве его проявлений. Я сразу же простила кабанчика Ваню за то, что он не портфель. Я вообще всем все простила.

Никиту, например, я простила за то, что он по-свински выжил меня из более или менее уютного гостиничного номера. К тому же атлант после первого же стаканчика вина начал недвусмысленно намекать на возможность разделить спорную постель полюбовно. Я краснела, как то же вино, и отмалчивалась, не желая обижать хорошего человека отказом. В том, что Никита – человек очень даже хороший, меня настойчиво убеждала Тяпа.

– Смотри, Танька, упустишь свое счастье! – стращала она.

– Видали мы такое счастье! – пренебрежительно фыркала Нюня – и не врала.

Всякого-разного женского счастья мы с подачи Тяпы, страшно озабоченной, как бы чего такого не упустить, за пару лет после скоропостижного развода повидали немало. Скромница Нюня в одиночку сдерживать жизнелюбивую Тяпу не могла, а мне по слабости натуры ничего не стоило переметнуться из партии феминисток в ряды моралисток и обратно. Вот и теперь я созерцала красавца-атланта прищуренными очами, прикидывая, имеет ли смысл в очередной раз изменить принципам высокой морали ради чего-нибудь такого, знаете ли, низменного и безнравственного…

Наверное, мне не следовало пить вино. Даже наверняка не следовало. Но божественный вкус перебродившего сока винограда «Изабелла» так чудесно дополнял собой не менее божественный вкус шашлыка, что обделить себя приятными ощущениями я не смогла.

Нюня с трагическим пафосом пифии предсказывала, что злоупотребление спиртным ни к чему хорошему не приведет, и в очередной раз оказалась права. Из-за стола я встала с трудом и до джипа, на котором мы прикатили в кафе, добиралась не самостоятельно, а с помощью Никиты, на плечах которого повисла, как казачий башлык.