Круговорот

Я думаю, что пани Плацкову вывело из душевного равновесия ее горе, и она слушала звуки, доносившиеся из нашей комнаты, чтобы представить себе свою дочь живой. Она слышала, как мы ходим, слышала приглушенный голос Яны и думала, что в комнате по-прежнему живет ее дочка.

Наша жизнь в доме, полном скорби, стала невозможной. Хозяйка подслушивала под дверью день и ночь. Мы лишились личной жизни. Не могло быть и речи о том, чтобы повысить голос в споре. Чтобы выйти из комнаты, приходилось прибегать к хитрости. Я брал полотенце и громко говорил Яне:

— Где полотенце? Ты не видела полотенце? Я иду мыться.

Иногда этого оказывалось недостаточно, чтобы женщина ушла; тогда я начинал дергать ручку двери. Этот звук выводил хозяйку из транса, и она убегала, но мы все равно не решались выйти из комнаты, не посмотрев в замочную скважину.

А через несколько минут после того, как Яна или я возвращались, пани Плацкова снова появлялась в коридоре, усаживалась на свой стул и слушала со склоненной головой и закрытыми глазами.

Нужно было переезжать.

В это время Яна закончила сниматься в «Волчьей яме», которая имела огромный успех. После того как фильм получил премию на Венецианском фестивале, Яна должна была выступить там на пресс-конференции. Западные журналисты расспрашивали ее о ее жизни. Они хотели знать все об этом прекрасном оксюмороне, об этой социалистической кинозвезде. Есть ли у нее прислуга? Сколько комнат в ее загородном доме? Какие цветы ставит она на обеденный стол?

— Орхидеи, — ответила им Яна.

Стук в дверь

Я воспользовался Яниной пресс-конференцией в Венеции, чтобы пробить нам собственную квартиру. В те дни в Чехословакии было невозможно просто купить себе квартиру, даже если у вас были деньги. Квартиры распределялись бюрократами, поэтому необходимо было иметь каких-то влиятельных знакомых, а мне удалось встретить нескольких людей такого сорта на моей новой работе.

Я снова работал с Альфредом Радоком, помогая ему в постановке заказанного Министерством культуры смешанного шоу. Спектакль назывался «Латерна магика», то есть «Волшебный фонарь», и название и идею его мы позаимствовали из старинных развлечений. «Волшебные фонари» использовались для того, чтобы показывать первые «туманные картины», так что их можно считать предшественниками кино. Наша задача состояла в том, чтобы создать парадный спектакль о Чехословакии, пропагандистскую штучку, которая достойно представила бы страну на Всемирной выставке 1958 года в Брюсселе.

Влиятельной персоной, с которой я познакомился, был Зденек Малер, очень достойный человек, имевший ежедневный доступ к министру культуры — он писал для него речи. Я пригласил Малера выпить и рассказал ему о нашем с Яной затруднительном положении. Малер согласился, что ситуация с нашими квартирными хозяевами сложилась дикая. Ему удалось убедить в этом и министра, но, занимаясь вопросами культуры, товарищ министр Кахуда не имел возможности раздавать квартиры. Единственное, что он мог нам предложить, — это кабинет в министерстве, который его служащие освободили бы для нас.

Мы ухватились за эту возможность и переехали в офис.

Размещался он в большом здании на улице Вшердбва, недалеко от центра Праги; кроме нашего кабинета, на этаже было еще семь комнат. Пять из них министерство превратило из рабочих кабинетов в однокомнатные жилые помещения для каких-то экстренных случаев. В одной из комнат жил сам Малер, в другой — служащий отдела паспортов, в третьей — мы с Яной.

Наш новый дом нас очаровал. Комната была большая, светлая, с огромным окном, выходившим на улицу. Квартирной хозяйки не было, но зато, поскольку раньше комната служила кабинетом министерства, в ней был телефон. Мы поставили туда кровать, письменный стол, книжные полки, купили плитку и зеркало и стали принимать там наших друзей.

Самым большим недостатком новой квартиры было отсутствие ванной комнаты. В коридоре был только общий туалет с двумя раковинами. Тонкая деревянная стенка отделяла нашу комнату от другой, где работали служащие министерства. Мы ясно слышали все, о чем они говорили, и вскоре поняли, что в этом кабинете занимались организацией всех выставок в Праге. Они заправляли всем — от вернисажей изящных искусств до торговых ярмарок. Целые дни звонили телефоны и стучала старая пишущая машинка.

После пяти вечера, когда прекращался шум, кабинет становился будуаром. Служащие и их секретарши страдали от того же недостатка личной жизни, что и прочие, поэтому они затевали все романы прямо на рабочем месте. Они знали, что мы живем за тонкой стенкой, но это нимало не смущало их. Мы слышали, чем они занимались на полу, в кресле, стоя у картотечного шкафа, сидя на письменном столе, и скоро научились различать служащих, работавших в этом кабинете, по их вздохам и шепоту, по звукам страстных телодвижений, подпрыгиваний и приглушенных стонов, сопровождавших их оргазмы.

Сеанс служебной любви обычно заканчивался полной тишиной. Потом щелкал дверной замок, по коридору цокали высокие каблучки, а после этого в кабинете начинали набирать телефонный номер.