– Поводнево – красивый поселок. Ты могла в этом убедиться. Девятнадцать лет назад он был еще красивей, весь в зелени, машин меньше, воздух чище. Мы жили в самом центре, в отличной трехкомнатной квартире. Мы – это я, Анжела, Сережка и моя жена, Настя. Я был самым счастливым человеком на свете. У меня бизнес, небольшой, но приносящий доход. Настя красавица и умница, она любила меня и баловала. Нашим малышам-двойняшкам пошел седьмой год. Анжелка чудесно танцевала и ходила в балетную школу. Сережка с года обожал рисовать. Его рисунки висели у нас повсюду, в спальне, в детской, в гостиной. Благодать, не правда ли? – Михалыч мельком взглянул на Миру и продолжал: – Мне казалось, ничего прекрасней, чем уже есть, быть не может. Судьба и так ко мне более чем благосклонна. Возможно, я заслужил это – прошел всю чеченскую войну, имел ранения, награды за отвагу. И после, вернувшись домой, работал не покладая рук. Старался, чтобы у моих близких все было и они ни в чем не нуждались. Я благодарил Бога каждый день. За жену, за детей, за материальный достаток. И вдруг оказалось, что счастье мое было неполным. Можно стать еще более счастливым…
Я помню этот день, как будто он был вчера, а ведь прошло уже больше девятнадцати лет. Утром Настя отвела двойняшек в сад и вернулась домой. Я еще не уехал, и мы вместе пили кофе. Я заметил, что она как-то странно улыбается. Загадочно.
– Милая, ты что-то хочешь мне сказать? – спросил я, обняв жену.
Иногда Настя стеснялась попросить у меня какую-нибудь вещь. Она была скромной и застенчивой. За это я ее и любил, ну и за ее невероятную красоту, конечно.
– Ты что-то присмотрела себе из одежды? Говори, не стесняйся. У нас сейчас с деньгами все хорошо.
Ее щеки вспыхнули.
– Сейчас, – проговорила она и, вскочив из-за стола, быстро вышла из комнаты. Вскоре она вернулась, неся в руках маленький сверток. – Вот. – Она протянула мне его.
– Что это? – Это был аптечный тест на беременность. Я поднес его к глазам. В окошке отчетливо виднелся маленький плюсик. – Что это, Настя? Ты… ты беременна?
Она снова зарделась и кивнула. Я не мог поверить собственным глазам. У нас будет третий малыш! Или малышка. Мы и не мечтали о таком, нам ведь было уже немало лет. Мне сорок, Насте тридцать восемь. Это сейчас рожают в сорок пять и даже в пятьдесят, а тогда, двадцать лет назад, немногие решились бы на подобное, тем более здесь, в поселке. Я схватил Настю в охапку, хотел поднять, но тут же опомнился. Теперь ее нельзя тормошить, надо быть осторожным, беречь, как хрустальную вазу. Мы сидели в обнимку и тихо смеялись от счастья. На столе остывал кофе, по телевизору шло какое-то кино…
Беременность оказалась тяжелой. То ли возраст сказался, то ли то, что это была вторая беременность, а в первую жена выносила двойню, организм уже устал и исчерпал свои возможности. Сначала Настю непрерывно тошнило. Она не выходила из туалета часами, не могла ничего есть, спать тоже – лежа ее мутило еще больше. Я разрывался между ней, детьми и работой. Но все равно, несмотря на трудности, был счастлив. Я запретил Насте ходить в бесплатную консультацию. Мы нашли в поселке хорошую частную клинику, там ее и малыша наблюдал компетентный врач. Он же и сказал нам плохую новость: у Насти низкое расположение плаценты. Слишком низкое – возрастает опасность сильного кровотечения и преждевременных родов. Нам посоветовали съездить в Москву, чтобы договориться о родах. Я ни секунды не сомневался. Деньги есть, до столицы недалеко. Нужно сделать все возможное, чтобы малыш родился в срок и здоровеньким.
Сказано – сделано. Мы собрались и поехали всей семьей, с двойняшками – оставить их не с кем, наши с Настей родители давно умерли, других родственников не было. В Москве нам посоветовали обратиться к твоему отцу. Он уже тогда считался светилом, несмотря на достаточно молодой возраст, и клиника у него была одна из лучших в городе. Я привез туда Настю. Над ней долго колдовала целая бригада врачей. Делали УЗИ, кардиограмму, брали анализы. Наконец вынесли вердикт: положение действительно серьезное, отслойка уже есть, правда, минимальная. Кроме того, сердце у матери слабое, а у плода наблюдается гипоксия. Нам предложили остаться в клинике до родов.
Это было как гром среди ясного неба. Настя пыталась держаться, но глаза ее то и дело наполнялись слезами. Двойняшки капризничали и носились по больничному коридору, сшибая банкетки и горшки с цветами. А я стоял у окна и думал тяжкую думу: в какую сумму выльется месячное пребывание Насти в столичной клинике. Выходило много, слишком много. У меня не было таких денег. Но и забрать ее отсюда я не мог – допустить, чтобы она потеряла малыша! Она бы не пережила этого. Я позвонил компаньонам, посоветовался с ними и решил, что продам свою долю бизнеса. Бог с ним, потом заработаю, главное, чтобы мальчик родился здоровым. Мы уже знали, что это мальчик, и решили, как его назовем. Богданом. Его же нам дал Бог.