Круиз по краю ада

Через несколько дней мне на счет поступили деньги. Я внес их в больничную кассу, но этого оказалось недостаточно. Тогда я занял приличную сумму у одного из компаньонов, обещая отдать в скором времени. Я тревожился, но был уверен, что поступаю правильно. Я поговорил с твоим отцом, Мира, и он уверил меня, что лично будет курировать Настю и прооперирует ее, когда для этого придет срок. В нашем случае естественные роды отпадали, слишком велик риск кровотечения и потери ребенка.

Разговор с маститым врачом меня немного успокоил. Я снял номер в хостеле себе и детям. Настя осталась в больнице. Мы каждый день ходили ее навещать. Все шло неплохо. Отслойку удалось остановить, таблетки и капельницы сделали свое дело. С малышом тоже пошло на лад. Специальный аппарат фиксировал удары его крошечного сердечка – оно билось ровно и в том темпе, в каком положено на этом сроке. Я немного выдохнул. Конечно, полностью расслабиться не мог: меня угнетали долги, я понимал, что надолго вверг семью в пучину безденежья. Но с Настей я не показывал виду, что чем-то озабочен. Она заметно повеселела, стала волноваться, что для ребенка не успели купить приданое. Просила, чтобы я пошел по магазинам и приобрел все необходимое. Я обещал, что вот-вот сделаю это, а сам все откладывал поход за детскими вещами на потом. Будто чувствовал, что случится неладное.

И оно случилось! Посреди ночи меня разбудил телефонный звонок.

– Леша, у меня схватки! Я рожаю!! – Настя плакала навзрыд.

– Что ты, милая, успокойся. Все ведь хорошо. Малыш уже достаточно большой. Доктор сказал, никакой опасности нет, если он родится сейчас.

Я старался успокоить жену, а сам спешно одевался. У меня тряслись руки. Я никогда и ничего не боялся, всегда был хладнокровным. Даже когда рядом рвались снаряды и свистели пули, я не чувствовал страха. Но сейчас отвратительный липкий ужас сковал меня по рукам и ногам. Я не мог сообразить, где что лежит, долго искал документы, кошелек, куртку. Проснулись дети и стали плакать:

– Папа, ты куда? Мы с тобой!

Пришлось их одевать, затем ловить такси.

…И вот мы в больнице. Сидим у дверей предродовой палаты. Я пытаюсь дозвониться главврачу. Но твой отец, Мира, был недоступен. Я звонил двадцать раз – и слышал ответ: «Абонент вне зоны действия сети». Как же так? Ведь он обещал мне быть на связи в любое время дня и ночи… Ко мне выходит пожилая врачиха. Лицо у нее усталое, но спокойное. Я вскакиваю.

– Ваша супруга рожает. Раскрытие уже большое. Мы приняли решение не делать операцию. Роды пройдут естественным путем.

– Как не делать операцию? Георгий Петрович говорил, что будет кесарево!

– Он не мог предполагать, что роды начнутся так стремительно. Да и зачем вашей жене шов на животе? Послеоперационной период – тоже не сахар. Родит сама, она еще не старая.

Меня охватывает уже не страх, а паника.

– Немедленно делайте операцию! – ору я на весь коридор. – Немедленно, слышите? И пусть сейчас же приедет Звонарев! Он должен быть здесь!

– Не командуйте, – старательно сдерживая раздражение, говорит врачиха. – Оперировать уже поздно. Мы справимся и без Георгия Петровича, незачем его беспокоить. И не сидите под дверью. Лучше выйдите во двор, погуляйте. Зачем вы детей притащили? Им нужно спать в такое время.

– Мне не с кем их оставить. Мы приезжие, живем в гостинице.

Женщина укоризненно качает головой.

– В государственной клинике вас бы на порог не пустили. А у нас за деньги все можно. Идите вниз.

Она уходит. А мы продолжаем сидеть у дверей. Я слышу Настины крики. Почему она так кричит? Говорила мне, что когда рожала двойняшек, ни разу не пикнула. А тут – вопли, от которых кровь стынет в жилах. Сережка хочет в туалет, Анжелка – пить. Я, почти ничего не соображая, наливаю воды из кулера. Отыскиваю туалет, запихиваю сына в кабинку. И при этом продолжаю слышать крики.

Что-то не так, это факт. Нужен настоящий врач. Не эта равнодушная фифа, а тот знающий, уверенный в себе доктор, который обещал, что я найду его в любой момент. Я снова набираю номер. Но «абонент не абонент».

Дверь палаты распахивается настежь. Докторша уже не выглядит спокойной. На бледном лице красные пятна.

– Мы будем оперировать! Отойдите!

Мимо меня с лязгом проносится каталка, окруженная целыми отрядом сестер и санитарок. Они тащат за собой капельницы со свисающими трубками, похожие на мертвых осьминогов. Через их спины я вижу Настю, ее лицо. Вернее, рот. Только рот, широко открытый в крике.

– Папа, почему мама так кричит? Ей больно?

Кажется, это спросил Сережка. А может, и Анжелка. Я уже ничего не понимаю, весь превратился в ужас. Забыв про детей, я мчусь по коридору, туда, где другая дверь, с надписью «Операционная».

– Стоп! Туда нельзя! – Два дюжих санитара в белых халатах хватают меня за руки. Я в мгновение ока стряхиваю их и несусь дальше. – Мужчина, мы вызовем охрану!

– Папа, папа! – Сзади раздается испуганный рев.

Я прихожу в себя и останавливаюсь. Вспоминаю «Отче наш», его мне в детстве читала бабушка. На войне я не молился, а тут начинаю шептать вслух, старательно шевеля губами.

– Отче наш, иже еси на небеси…