Круиз по краю ада

В отремонтированном здании я решил открыть гостиницу. Красивая природа и близость реки привлекали туристов. Я не заламывал цены, и вскоре отель начал приносить прибыль. Это были смешные доходы в сравнении с тем, что я имел прежде, но все же они позволили нам сводить концы с концами. Через три года я даже смог построить новый отель, не бог весть какой, но все же получше психиатрической лечебницы. Мы с детьми переехали туда, в тот самый номер, где сейчас живешь ты, Мира. Кажется, там даже остались какие-то книжки, игрушки…

Мира молча кивнула, вспомнив деревянного солдатика. Вот откуда он там. Вовсе не позабыт гостями.

– Жить, однако, постоянно мы там не могли. Невозможно было скрывать от постояльцев регулярные приступы Богдана, беготню с уколами, бесконечные приезды «Скорой». Зиму мы проводили там, а как только начинался сезон и гостей становилось больше, перебирались обратно, в старое здание. Оно постепенно ветшало и приходило в негодность, но денег на то, чтобы содержать его в порядке, не хватало. Я откладывал каждую копейку на случай, если Богдану станет совсем плохо. В каких условиях мы там существовали, ты видела…

Ты спросишь, в чем же заключался ад? Ведь все вроде бы наладилось. Нищета отступила, жизнь продолжалась, дети росли. – Михалыч с нежностью поглядел на Анжелу и Сергея. – Да, так и есть. Вернее, так было. Но это лишь видимость нормальной жизни. Что я мог, один, без жены, вечно занятый отелем, делами? Вынужденный постоянно экономить на всем, терзаемый страхом, что вот-вот могу потерять больного малыша?

Тоска и безнадежность прочно поселились с нами под одной крышей. В той прежней счастливой жизни, как я уже говорил, Анжела обожала танцевать, а Сережка прекрасно рисовал. Настя водила одну в балетный кружок, другого в художественную студию. Она ходила с ними в театр на детские представления, читала им книжки, развивала их. Я этого делать не мог. У меня просто физически не хватало времени. Я вставал с петухами и ложился за полночь. Дети весь день были предоставлены сами себе. Они пошли в школу и приносили оттуда двойки и тройки. Дневник пестрел замечаниями. Вместо того чтобы делать уроки, они возились с братом, ухаживали за ним, были начеку, чтобы не пропустить начало очередного приступа. В то свободное время, что выдавалось, мои ребятишки торчали в гостиничном дворе, наблюдая за пьяными постояльцами и активно участвуя в их разборках и семейных сценах. Хороший пример для младших школьников, ничего не скажешь…

Все это не замедлило сказаться на их характерах. Анжелка в тринадцать связалась с дурной компанией, начала пить, курить, короче, покатилась по наклонной. Ночами танцевала в подпольном стрип-баре, ее много раз приводила домой полиция. Мы ничего не могли с ней поделать. Сергей пребывал в глубокой депрессии. Он мечтал уехать в Москву, поступать в художественное училище, но не мог оставить нас в таком положении. Да и я не мог отпустить его, один я бы не справился с Анжелой и Богданом.

Я был в отчаянии. Все вокруг продолжало рушиться, словно тот роковой день, когда умерла Настя, стал бесконечным днем сурка. Богдану становилось все хуже. Приступы случались чаще, и справляться с ними было все сложней. Мы ездили по врачам, но те лишь разводили руками, пока один из них не посоветовал обратиться за помощью в Германию. Не очень веря в удачу, я все же написал письмо в Дюссельдорфскую клинику. И получил ответ: «Можно сделать операцию. Двигательные функции не восстановятся, но приступы прекратятся. Жизнь мальчика будет вне опасности». Дальше шла смета за лечение – сумма с огромным количеством нулей. Даже если бы я продал отель и все, что имел, мне не хватило бы примерно трети. Я попытался взять кредит, но банки не одобряли столь большие суммы. И мне пришлось смириться…

Так прошло еще десять лет. За эти годы ничего существенно не поменялось. Лишь Анжелу кое-как удалось вытащить из той ямы, в которую она попала. Оба, и она, и брат, чувствовали себя несчастными и никому не нужными. Только Богдан иногда радовал нас: он рос толковым и ласковым, никогда не унывал, сам выучился на компьютерных онлайн-курсах, нашел приработок. Мысль, что он в любую минуту может уйти от нас, приводила меня и детей в ужас…

Иногда, когда мне было совсем фигово, я включал компьютер и подолгу смотрел на фото твоего отца, злого демона, того, кто разрушил мою жизнь. Даже не знаю, зачем я это делал. Только растравливал себя. Я знал, что у него есть семья – жена, дочь. И деньги тоже есть, немалые. Я на чем свет стоит ругал себя за то, что не смог тогда выиграть суд! Этих денег хватило бы, чтобы вылечить Богдана. Но о чем было говорить сейчас, когда прошло столько времени…

В один из таких особо тяжких моментов мне неожиданно позвонил мой давний друг. Тот самый, о котором я тебе рассказывал. Я не врал, когда говорил, что он обязан мне жизнью, – я действительно, рискуя собой, вынес его с поля боя. Мы давно не виделись и не общались, однако он был в курсе всех моих печальных дел.