Круиз по краю ада

Только я так подумал, в моей голове возник голос совести. «Да ты с ума сошел! – возмутился он. – Похитить человека – это же преступление! Требовать выкуп – еще большее. Во что ты, отец, втравливаешь своих детей?»

Борис будто узнал, что происходит у меня внутри.

– Ведь это же твои деньги, Леха! Те, что полагались тебе в качестве компенсации за смерть Насти и болезнь малыша! Все честь по чести. Как говорится, нам чужого не надо, но и своего не отдадим.

Я нехотя кивнул. Во мне отчаянно боролись искушение и здравый смысл.

– А как же ты? – спросил я у Бориса. – Я же подставлю тебя и всю команду. Да и сам попаду под монастырь. Звонарев, как только получит дочь назад, тут же пойдет в полицию. Нас всех повяжут.

– Кого всех? Она ни о чем не будет знать. Для нее ты будешь спасителем, тем, кто избавил ее от тюрьмы. Она расскажет отцу, что весь круиз просидела у тебя в гостинице. Когда он очухается и поймет, что к чему, вы уже будете в Германии.

– Ну хорошо. Положим, – не унимался я. – А ты что будешь делать? Ведь обязан сообщить, что с теплохода пропал человек!

– Скажу как есть. Мол, везла наркотики, мы ее посадили в служебку, а она ночью сбежала. Ну мы и не стали шум подымать, фирме лишние проблемы ни к чему. Это на случай, если Звонарев станет шухер наводить, звонить в полицию или на теплоход. А он не станет, зуб даю. Ты ему скажи: если он рыпнется, девчонка погибнет. Пока жива, пишет эсэмэски. Перестанет – значит, кранты.

Я смотрел на Бориса, и мне становилось жутко. Откуда такая фантазия и кровожадность? Хотя чему удивляться, когда-то в юности он сидел за разбой.

– Ладно, – с трудом согласился я. – Сделаю, как ты сказал. Только как я буду связываться со Звонаревым? Он же вычислит, где я нахожусь. И дочь обнаружит по номеру телефона.

– Ну и что? – беспечно возразил Борис. – Пусть обнаружит. Все равно он не станет ничего предпринимать, побоится. Кокнуть девчонку – дело пары секунд. Никакая полиция не успеет приехать.

Это было вполне логично. Я представил, как бы чувствовал себя, если кого-то из моих детей похитили и обещали убить, если я позвоню в полицию. Скорей всего, я бы не рискнул. Что толку: преступников повяжут, а моего ребенка не будет в живых.

Я вышел из каюты Бориса, вызвал к себе Анжелу с Сережкой и все им рассказал. Сначала они приняли все в штыки. Сергей сказал, что это гиблое дело, на нас тут же выйдет полиция и ни до каких денег не дойдет. Анжела была менее категорична, но тоже поддерживала брата. А я… я уже не мог остановиться. Мной овладели сразу две идеи фикс: получить средства на лечение Богдана и отомстить давнему врагу. Пусть поволнуется, пострадает, поймет, каково это – терять близких и быть при этом совершенно беспомощным.

Я сказал ребятам, что принял решение, и оно обсуждению не подлежит. Сергей по-прежнему был против, но Анжела смягчилась и пообещала его уговорить. Они ушли, а я остался ждать, что будет дальше. Вечером того же дня ко мне в каюту пришла Анжела.

– Пап, я уговорила Сережку. Один бог знает, чего мне это стоило. Ревела, умоляла его пожалеть Богдашу. Он ругался последними словами, но все обернулось на пользу. Твоя Мира была в баре, где мы выясняли отношения, и заметила нас. Поэтому, когда я подкатила к ней, якобы с просьбой спрятать меня от пьяного бойфренда, она сразу мне поверила. Теперь мы друзья не разлей вода.

– Очень хорошо, – похвалил я ее. – Теперь надо как-то подсунуть ей порошок. Ну, точнее, его имитацию.

– Я придумаю, как это сделать, – сказала Анжела.

…Дальнейшее ты знаешь. Вы сошли в Мышкине, а обратно они с Сергеем не вернулись, подарив тебе статуэтку. Я специально разбил ее. Двое охранников были подкуплены Борисом и пообещали подыграть в моем спектакле, а впредь молчать…

Михалыч сделал выразительный жест руками и откашлялся.

– Вот так все и произошло. Ты оказалась здесь, в Речном. Назавтра я съездил в поселок и открыл банковский счет. Забронировал билеты в Германию с открытой датой. Все было готово. Можно было связываться со Звонаревым и требовать у него деньги.

И тут… я увидел вас с Богданом! Вы сидели в садике возле отеля и самозабвенно болтали. Я не поверил собственным глазам. Не мог даже вообразить, что столичная штучка, дочь богатого папочки, удостоит вниманием провинциального юношу в инвалидной коляске. И тем не менее это было так. Я заметил, как изменилось твое лицо. Оно сияло от радости. В глазах блеск. Богдан тоже ожил, даже вечная бледность сменилась слабым румянцем.

И я… сильно сглупил, решив дать вам еще пару дней. Подумал: ну что изменится от того, что мой мальчик побудет хоть немного счастливым? Все равно Звонарев уверен, что дочь на теплоходе. Значит, можно немного подождать…

Михалыч остановился и виновато поглядел на детей.

– Простите меня. Я последний болван. Ни в коем случае нельзя было медлить. Ни дня, ни минуты! Когда решился на такое, нужно действовать сразу, без колебаний. Я не смог. И потерянное время обернулось против меня.

– Ты о чем, пап? – с недоумением проговорила Анжела.