Круиз "Розовая мечта"

Парень сел за фортепиано, в раздумье пробежал по клавишам длинными пальцами и объявил: Шопен. Опус 28. Все чинно замолкли, изображая глубокое удовлетворение, а Сонька аж вся подалась вперед, впитывая звуки всем телом. Я некстати вспомнила, как соблазнила моего Юла учительница музыки, и уже не могла отделаться от мысли о том, что Шопен возбуждал эту страшную даму, представлявшуюся мне некой усатой двухметровой валькирией. Вот так же сидел он, склоня над клавишами светловолосую голову, а страшная дама сжимала своими горячими ручищами его худенькие плечи… От этих картинок мне стало жарко и неудержимо захотелось увидеть Юла, ну, хотя бы услышать его голос.

Когда вечер кончился и Питчемы оставили меня ночевать в гостевой комнате на втором этаже, я попросила разрешения позвонить в Москву. С Сергеем я говорила из автомата накануне и теперь украдкой набрала номер Юла, хотя никто, кроме ушедшей в ванную Сони не мог бы понять, с кем и о чем я говорю. Я только скажу, что люблю его, что сбежала в Англию, но мучаюсь разлукой… Автоответчик посоветовал мне позвонить завтра.

На следующий день (а это была свободная от занятий Суббота) я чуть не умерла от радости и страха, наблюдая, как несется по питчемским лугам на гнедом жеребце моя девочка. Супруги с гордостью демонстрировали мне свои достижения — им удалось приучить Соню к лошадям.

— Ваша девочка очень способная. Быстро все схватила. Не беспокойтесь, миссис, она не упадет. Это очень спокойный конь. — Заверил, уловив мой страх, Шани.

Словно ловко спрыгнула с седла, раскрасневшаяся и взмокшая. Преувеличенно бурно обмахиваясь бейсболкой, она искоса поглядывала на парня. Шани сказал что-то, озабоченно хмурясь и даже приложил ладонь к её лбу. Все прыснули.

— Шандор сказал, что меня просквозило от скорости. Это он намекает, что я скакала слишком медленно. — Перевела мне шутку Соня.

— Да что ты, детка! У меня чуть сердце не разорвалось от страха. Это так опасно!

— Чепуха! — Любимое словцо её отца и его жест — небрежное пожатие плеч, словно комара отгоняет.

— Соня, папа просил передать, что очень тобой гордится. Если бы он видел это…

— Он запретил бы мне «близко подходить к лошади». — Она скопировала его интонации и мы засмеялись.

Глава 29

В понедельник я должна была возвращаться в Москву. Воскресенье было решено посвятить осмотру местных достопримечательностей. От перспективы экскурсии со всем семейством и постоянной болтовни, мне стало кисло. Еще утверждают, что англичане молчуны! Я отвела Мэри в сторонку и проникновенным материнским тоном сказала:

— Дорогая, я очень благодарна вам за заботу о Соне и за ваше гостеприимство… Я обязательно приеду сюда ещё раз и мы все посмотрим вместе — в хорошую погоду. — Я кивнула на затянутое туманной пеленой небо и моросящий дождь. — Но вы меня поймете — я хотела бы этот день провести с Соней… Мы просто погуляем или посидим в гостинице. Мне надо многое рассказать ей о Москве и нашей жизни.

Мэри сжала мою руку:

— Понимаю вас, дорогая. Это так естественно… У меня есть одна мысль. Вы имеете водительские права, конечно? Берите мою машину. Она старенькая, но исправно ходит. Соня покажет вам все сама.

Мы обнялись в знак материнской солидарности и я успела шепнуть ей:

— У вас прекрасные дети, Мэри. И такой талантливый сын!

— Ох, — она опустила глаза. — Мы взяли Шандора десять лет назад в венгерском приюте. Он был совсем, совсем маленький и такой больной… Врачи не были уверены, что его правая рука когда-нибудь сможет нормально двигаться… — Она улыбнулась. — И вот… Мы с Генри очень гордимся сыном.

Соня была в восторге от идеи совместной поездки в Интсоун близлежащий городок, полный достопримечательностей. Но предложила прихватить Шани и Памелу.

— Они очень симпатичные ребята, но побудем один день вдвоем, хорошо, дочка? — Я обняла её плечи, вдохнув родной запах волос, кожи и растаяла от прилива материнской любви.

Сонька крепко обняла меня.

— Только я все сама тебе покажу, ладно?

На стареньком автомобиле Мэри мы тронулись в путь. По радио передавали какую-то юмористическую передачу, где каждая реплика озвучивалась громким хохотом зрителей. Не знаю, было ли это действительно смешно, но Соня с удовольствием прислушивалась и хихикала. Понимать юмор — самая, по-моему, сложная задача в чужом языке. Для меня она осталась нерешенной. Заметив это, Соня стала искать музыку и вдруг сквозь писки и шумы прорвался голос Вайкуле«…Я за тебя молюсь, я за тебя боюсь…»

— Оставь! — Остановила я Соню, нагнувшуюся, чтобы переключить волну.

— Ты что, мам, стала поклонницей попсы?

— Мне нравится эта песня. — Мрачно заявила я, хотя впервые прислушалась к словам и содрогнулась от их точности. «Прощай, и больше ничего… И больше ничего. Прощай». — Это относилось только ко мне и Юлу. Даже через расстояние слышала каждый его вздох, чувствовала его руки, губы… Я молилась за него и — прощалась…