Круиз самодовольного амура

Евлалия подняла голову и кинула на Михаила взгляд, полный признательности. До чего же странно порой поворачивается жизнь. Михаил в этой жизни ровным счетом пальцем о палец не ударил для своей дочери, никогда ей не помогал, не участвовал в ее воспитании, вовсе не появлялся в ее жизни вплоть до последнего времени. И пожалуйста! Стоило этому типу нарисоваться, как Евлалия мигом воспылала к нему теплыми дочерними чувствами, а на Филиппа, все эти годы заменявшего ей с успехом родного отца, и смотреть нынче не хочет. Да еще и называет его оскорбительными словами.

Что же вызвало в душе Евлалии такое отторжение? Почему она возненавидела Филиппа? Ведь еще совсем недавно она питала к нему самые нежные чувства.

Залесный знал ответ на этот вопрос. Или думал, что знает. И все же он хотел, чтобы Евлалия сама призналась им.

– Две статьи за грабеж, одна за изнасилование, три за убийство, – произнес он, глядя на Михаила. – Солидный послужной список. Мы даже не будем сейчас снова касаться той «кубышки», что вы оставили Насте «на сохранение». Уже не столь важно, откуда у вас взялись эти деньги. Понимаю, что они попали к вам далеко не честным путем, но да уж ладно, забудем об этом за сроком давности. Меня интересует другое: зачем вы убили Настю?

– Эй! – возмутился Михаил. – Я ее не убивал!

– Что-то не верится.

– Меня и в доме-то в ту пору не было! Я был в другом месте. Если не верите, можете проверить.

– Не сомневайтесь, проверим, – заверил его Залесный и тут же поинтересовался: – Так где вы были?

– У бабы одной. И там еще много народу собралось. В картишки перекинулись с братвой, я – человек азартный, в крутой минус ушел, так что братва должна это помнить.

– Вот как…

Залесный, казалось, задумался.

– А ружье где вы взяли?

– Какое ружье?

– То, из которого вы всего час назад пытались застрелить Филиппа, мы в расчет брать не будем. Сейчас речь идет про охотничий карабин Вани, из которого застрелили Романа. Как вы его раздобыли?

– Так это… – растерялся Михаил, но тут же нашелся и ответил: – Не брал я ничего!

– Ох, зря вы это! Видели вас с ружьем.

– Где видели?

– В лесном заказнике. Там, где вы Романа и застрелили.

Михаил взглянул на следователя и поинтересовался:

– На понт меня взять решили? Не получится!

– Думаете, как я вас сразу узнал? Дело ваше изучил, а там фотографии. А дело ваше я затребовал тоже неспроста. Егерь вас в заказнике увидел и мне ваши приметы описал. Я уже этому егерю и вашу фотографию показал, он вас опознал. Вы были в заказнике. У вас было ружье. И вы стреляли в Романа!

– Вот, значит, как… Правда, егерь меня в лесу видел. Столкнулся я с ним, думал шлепнуть, да после шуму побоялся.

– Он мне вас описал. И карабин, из которого вы стреляли, мы тоже нашли. Понимаете ведь: как тщательно вы его ни вытерли, что-нибудь мы на ружье обязательно найдем. Даже мельчайшая частица вашей кожи или слюны сгодятся. Плюс показания егеря. Плюс ваш послужной список. Я понятно изъясняюсь?

– Да уж куда понятней, – пробурчал Михаил. – К раскаянию меня склоняете, так, что ли?

– К добровольному признанию.

– Ну, что же, коли вам так проще, будь по-вашему. Ружье я взял. Залез в дом и взял.

– Вот так просто?

– А чего тут сложного? Замки плевые. Сторож – лох. Ни собаки они не держат, ни сигнализации нет. Я вам так скажу: хозяева этого коттеджа вообще не заботятся о тех, кто в этом их коттедже живет. Любой может в дом забраться и вынести все, что захочет.

– Например, драгоценности… оружие?

– Ружье я взял, – кивнул своей косматой головой Михаил. – Точно, взял. А драгоценности… не понимаю, о чем вы.

– Драгоценности Насти. Часть их нашлась у сторожа, но большая часть пропала бесследно.

– Про цацки я ничего не знаю.

Но хотя Михаил и сделал это заявление решительным тоном, вид у него сделался какой-то мрачный и задумчивый.

– Романа вы зачем застрелили?

– А это уже мое дело.

– Нет, не ваше. Не только ваше. Объясните!

Но Михаил, казалось, утратил всякую разговорчивость и отделался лишь тем, что буркнул:

– Если убил, значит, было за что.

– А Филиппа?..

– Его точно надо было кокнуть! Да вот не довелось!

Филипп, который до сих пор сидел с закрытыми глазами, открыл и спросил:

– За что ты меня ненавидишь?

– За то, что ты дочь мою ограбить решил!

– Я?!

Филипп задохнулся от гнева. Он был так возмущен, что даже попытался приподняться в кресле. Но слабость не позволила ему это сделать. Он упал назад на подушки:

– Сволочь неблагодарная! Я воспитывал все эти годы твою Евлалию, словно родную дочь.

– Только воспитывал ты ее на мои денежки!

– За тот долг я давно с тобой расплатился! Весь долг выплатил тебе с лихвой.

– Весь – да не весь!

Филипп взглянул на Залесного:

– Вот и разговаривай с ним после этого! Ты ему говоришь, как есть, а он тебя не слышит. Как он нас с Настей измучил за эти годы – не передать. И те деньги, что когда-то он дал Насте на сохранение, а я вложил в бизнес, я этому человеку уж трижды вернул, если не четырежды.

– Говори да не заговаривайся, – рявкнул на него Михаил. – Все, что у тебя есть, только благодаря Насте и моим деньгам, что она тебе дала.