Круиз самодовольного амура

– Так не просто так дала, а чтобы я их ей вернул с процентами.

– Сам признаешься! – с торжеством завопил Михаил. – А значит, ты мой должник по жизни. Мой и вон еще ее!

И он ткнул пальцем в сторону Евлалии.

– Значит, вы считаете, что Филипп вам еще что-то должен?

– Должник он мой! – твердил Михаил. – И всегда будет им! Покуда живой!

– Но вы же вроде бы собирались его убить? Как бы он мертвый вам долг возвращал?

– Насчет покушения – ничего вы не докажете!

– Вы же его похитили!

– Вовсе нет! Перенес в местечко поспокойнее.

– Предварительно оглушив. Его и еще двух человек.

На этом месте Ваня, изнывающий от любопытства, не выдержал и вмешался. И, почесывая все еще заметную шишку на голове, он спросил у Михаила:

– Кстати, чем это вы нас так?

– Камнем.

– Просто камнем?

– Из пращи. Я мальчишкой, бывало, сойку мог с дерева из пращи сбить. Легко и просто. И искать специально ничего не надо. Пращу из любого ремня сделать можно. А камней всегда вокруг полно.

– Но зачем вы похитили Филиппа? И еще ружье на него наставляли?!

– Да я его припугнуть всего лишь хотел, чтобы он девочку мою не обижал.

Евлалия с благодарностью взглянула на Михаила и выпалила:

– Так и есть! Отец всегда был на моей и маминой стороне. Я была не против, чтобы он иногда призывал Филиппа к порядку. Если бы вы знали, каким Филипп иногда бывает прижимистым, каждой копейкой нас с мамой попрекал! Ну а после разговора с отцом он на какое-то время становился щедрым в отношении меня и мамы.

– Но в этот раз Михаил собирался решить вопрос кардинально. Он не пугать собирался ружьем Филиппа, а убить его!

Евлалия разинула рот. А потом воскликнула:

– Не верю!

– Зря. У вашего родного батюшки уже и предсмертная записочка от имени Филиппа была заготовлена.

– Что?

– Из ее содержания следует, что Филипп, не выдержав разлуки с любимой женой и сыном, сам решил свести счеты с жизнью.

– Отец?!

Евлалия взглянула в сторону своего родного отца, но тот ей ничего не ответил. Он молчал, смотрел в пол и выглядел раздосадованным, как человек, который упустил из виду что-то очень важное. Записка и впрямь была немаловажной уликой. Еще одной, свидетельствующей о намерении совершить против Филиппа куда более серьезное злодеяние, чем то, в котором уже признался Михаил.

А Залесный между тем продолжал:

– Но это, как я понимаю, уже не первая ваша попытка пообщаться с Филиппом по душам. В первый раз в лес тоже вы его заманили. Заманили под предлогом, что знаете имя убийцы его сына.

– А что делать, коли этот слюнтяй нормально со мной разговаривать не хотел? Охранников завел. В обычное время к нему и не подступиться мне было.

– Но убийство Романа все изменило. Это ведь вы поджидали Филиппа возле сгоревшего магазина?

– Да, я там был.

– И зачем?

– Поговорить.

– Припугнуть, – поправил его Залесный. – И чем пугать собирались?

– Известно чем… Эта сука только одного и боится: как бы жизнь свою драгоценную не потерять.

– Но если вы бы убили Филиппа, то кто бы вам долг-то вернул? Вы об этом подумали?

– А вон она – моя дочь, – кивнул уголовник на Евлалию. – Она бы и вернула. Она в меня пошла, как глянешь, сразу видно – моя кровь, моя порода. Нет в ней гнилой материнской натуры. Не похожа моя Лалка ни на отчима своего, ни на Настю. Та тоже подлая была баба, кто бы ее ни кокнул, уважение мое тому человеку.

– Даже так?

Голос Михаила, когда тот ответил, звучал зло:

– Вроде бы меня она ждать обещала, да скоро за другого мужика замуж выскочила. И это еще полбеды. Так она ведь и дочь мою, и деньги ему тоже отдала.

Теперь друзьям открывалась и другая сторона медали. Михаил вовсе не бросал Настю. Он был готов жить с ней и Евлалией. Это сама Настя предпочла ему Филиппа, сочтя, что лагерная романтика не идет ни в какое сравнение с прочным семейным очагом и налаженным бытом. В этом Михаил ее и винил. И Евлалии, судя по всему, сумел привить свой взгляд на положение вещей.

Но что-то друзьям не верилось в то, что Михаил был в состоянии создать для Насти хороший дом, быть ей заботливым мужем, воспитывать свою дочь. Несмотря на то что сейчас Михаил заявлял обратное, что он был готов стать хорошим отцом для Евлалии и мужем для Насти, с его образом жизни этим планам вряд ли суждено было сбыться.

Этим и пришлось Залесному и его коллегам удовольствоваться. Они повернулись к Евлалии и взглянули на нее. Что она скажет? Но та молчала. Она уже успокоилась и никаких признаков агрессивности не выказывала. Сидела и смотрела на своего родного папашу с непередаваемым выражением на лице.

И если бы Залесный мог предполагать, что Евлалия способна любить, то он бы сказал, что на своего родителя она смотрит именно с любовью и, пожалуй, даже с нежностью. Что в этом огромном неряшливом и угрюмом мужике с его исковерканной судьбой могло вызвать в сердце дочери такие чувства, Залесный понять так и не смог, сколько ни старался. На его взгляд, чистенький и благопристойный Филипп был для Евлалии куда лучшим отцом, нежели матерый уголовник со стажем.

Но вот поди ж ты, сердцу не прикажешь. И Евлалия полюбила совсем не того своего папашу, какого бы ей стоило полюбить.

Глава 18