КРУК

Странным было то место, в котором они оказались. Был ли там воздух?.. Нет, пожалуй, вода. Темная. Они были частью жидкого, тяжкого кристалла, были каждый сам по себе, но любое движение одного передавалось через водную горячую тьму другому, становилось общим движением, одной волной… Это был новый, небывалый, и единственно возможный, совершенный и естественный способ жить – превращаться из разного – нет, не в одинаковое, но – в ОДНО.

Они засыпали и просыпались, радовались друг другу до дрожи, целовались как после бесконечной разлуки и снова медленно погружались во тьму, трудясь друг над другом, как над главным делом всей жизни, проникая в это невозможное, немыслимое единство… Они не разговаривали. Только одно слово повторяла она: Кузь-ма. Он не сразу понял, что оно значит. А когда понял, то как будто был позван впервые. За ночь она произнесла его имя тысячу раз.

Они проснулись в полдень с ударом колокола. Их руки и ноги так переплелись, что пришлось призадуматься, как бы расплестись. Получилось. Расставшись, сразу вышли в коридор, причем Кузьма догадался натянуть трусы, а Соня впереди шла, в чем мама родила. И была она очень… очень… Просто прекрасна была. Как Ева до грехопадения… Вот!.. Выходило, что грехопадения и не было. А было – как быть должно. Прошли мимо арки кухни, там что-то журчало и брякало, и свет оттуда проникал в коридор, тусклый, дневной и холодный. Но они туда не заглянули, ни он, ни она. Соня впихнула Кузьму в туалет, а сама отправилась в ванную. Потом и он зашел в ванную, посмотреть, как там она… О, она была в порядке. Она стояла под потоком воды спиною к Кузьме, ее кудрявые волосы намокли и почти что выпрямились, они сами были как струи темной воды, той самой, что объединяла их ночью. Кузьма подумал, скинул трусы и влез к Соне в ванну, прижался к ней, обнял, и они стояли вдвоем под душем, опять оказавшись одним существом.

После душа, уже в спальне, Кузьма сказал Соне, что хочет есть. А Соня сказала, что она хочет спать, и чтоб он шел на кухню, там где-то какие-то котлеты, Магда велела ими сегодня питаться.

Кто такая Магда, Кузьма спросить не успел, Соня уже спала.

Он оделся целиком полностью и пошел на кухню питаться котлетами.

В арке, что вела на кухню, Кузьма стукнулся головой о корабельную рынду – название предмета мигом всплыло в его начитанной голове вместе со звоном, и почти сразу вчерашний ночной голос за спиной прозвучал:

– А что, Соня Розенблюм завтракать не собирается?

– Здравствуйте, – сказал Кузьма и повернулся к голосу, едва снова не брякнувшись о колокол, но вовремя за него схватившись.

Перед ним стояла старуха с большими тревожными глазами и с папиросой во рту. Папироса не горела.

– У вас есть спички? – спросила она. – В отсутствие пана Рышарда я никогда ничего не могу найти.

– И где же пан Рышард? – с опаской глядя в тревожные старухины глаза, спросил Кузьма, доставая зажигалку из кармана.

– Вы и с ним знакомы? – она удивилась и раскурила папиросу.

– Нет.

– Рышард в школе, если не врет… – она глубоко затянулась. – Он мой правнук. – Ее глаза так ни разу и не сморгнули и начали слезиться. – Я Магдалена Рышардовна, бабушка Сони. Ее друзья зовут меня Магда…

Она наконец сморгнула, отвела взгляд и даже повернулась спиной к Кузьме.

– Вы тоже можете представиться, – сказала она, величественно отплывая в глубину кухни.

«Вряд ли она была такой величественной всю жизнь. Старики придумывают свое величие… от одиночества, возможно…» – подумал Кузьма, следуя за Магдой. Когда она снова повернулась к нему, он сказал с почтительностью, зеркальной ее величию:

– Простите, что, будучи не знаком, оказался вашим гостем.

Особенно это «будучи» поразило самого гостя, он как в позапрошлый век мигом переехал; хотя Магда, пусть и прабабушка, была родом из прошлого, двадцатого столетия, никак не девятнадцатого.

– Вы не первый, – снисходительно ответила Магда на почтительность молодого человека.

Ее слова неприятно резанули Кузьму, он вспомнил перину и подушку, брошенные на полу Сониной спальни, утром Кузьма ее заприметил. Для кого она была брошена? Что за незнакомец был гостем первее его? Хотя… Магда, возможно, вообще не знала про перину, а имела в виду нечто другое.

Он представился:

– Меня зовут Кузьма. Я Сонин друг.

– Друг? – переспросила Магда.

Кузьма смутился. «Видела ли она, как мы вышли из спальни, как шли обратно из ванной?..» Но ответил он строго по протоколу:

– Надеюсь, что друг.

– А знаете ли вы Вольфа? – спросила старуха и снова посмотрела на Кузьму своими большими и темными глазами. Теперь они мерцали не тревогой, не любопытством, а чем-то живым, чем-то вроде надежды.

Чанов не ожидал. Ну, никак не ожидал. «Может, Вольф-то и ночевал там, у Сони?» – с облегчением подумал он. И даже как-то просиял.

– Он что, был у вас?!

– Был, с поэтом! – Магда просияла в ответ. – Да он и сам – поэт…

– Да уж, и сам… – согласился Кузьма.