Кузьма загляделся на птичек и не заметил, как сзади бесшумно подкатил старый и золотистый красавец «
– Pardon Monsieur!
Человек оглянулся, улыбка была уже убрана с его благообразного лица.
– Монинг… – сказал он, как показалось Чанову, надменно.
Кузьма чуть было не выпалил фразу, которая застряла с юности, но не из французского учебника, а из «Двенадцати стульев» Ильфа и Петрова – «Же не манж па сиз жур». Но сдержался и корректно спросил, не знает ли месье, где тут можно позавтракать.
– А вы, простите, не русский ли? Не из Москвы ли?
Кузьма с некоторым облегчением подтвердил, что вчера прилетел, и как раз из Москвы. Господин усмехнулся как-то совсем иначе, не то чтоб тепло, но попросту. Он протянул руку. Кузьма пожал ее и представился:
– Чанов.
Господин поднял брови, глаза его стали больше и голубее.
– Знавал я одного Чанова, Андрея Кузьмича, из института Физики РАН…
– А я Кузьма Андреич. Сын. – Чанов сжал руку профессора, которая его все не отпускала, а тот еще крепче сжал чановскую. Они как будто померялись силами.
– Я Шкунденков, Владимир Николаевич. Не слыхали от отца?
– Не слыхал. Но вашу книгу читал, «Нелинейность времени».
Возникла пауза, в конце которой Кузьма не без усилия вырвал свою руку из шкунденковской.
– О чем же это вы меня по-французски спросить хотели, Кузьма? Я только по-английски с иностранцами могу… и то лучше не с англичанами… – Владимир Николаевич пристально всматривался в Кузьму. – Вообще-то, иностранцев и не люблю… Да и своих не всех жалую. Так спрашивайте!
– Спрашивать?.. – Кузьма задумался, но вспомнил. – Хотел узнать, где тут поесть можно поблизости, стекляшка-то закрыта.
– Знаю я одно заведение в трех шагах. Местное белое вино – очень приличное. Я, пожалуй, вас провожу, да и позавтракаем вместе.
Шкунденков вернулся к «Мерседесу», припарковался на пустой стоянке и повел Чанова завтракать.
Кафе «Marie Jardin»
Погода стояла почти теплая, но ветреная, солнце проглядывало время от времени сквозь облака, а когда скрывалось, становилось зябко. Вначале Шкунденков с Чановым решили обосноваться на веранде кафе, которое действительно оказалось рукой подать, на ближних задворках. Над заведением красовался фанерный щит со слегка облупившейся рекламой кока-колы. «Франчайзинг», – неожиданно вспомнил Чанов слово, подхваченное на Арбате. Но в фанере щита были проделаны дырки, в дырки вставлены маленькие красные лампочки, они светились и божьим днем, сообщая редким прохожим, что это
– Мари Жарден! – свободно, как завсегдатай и лучший друг хозяйки, гаркнул Шкунденков в открытую дверь кафе.
Кожаное пальто очнулось, посетитель выпрямился и внезапно хрипло заклокотал по-немецки. Чанов только и понял: «О, герр Шкунденкофф!..» «Тут можно жить, – подумал Кузьма, – вполне даже можно». На зов из двери кафе выбежала маленькая хозяйка, похожая на состарившуюся девочку, она весело помахала рукой новым гостям, подлетела к столику человека в кожаном пальто и быстро-быстро заговорила по-французски, убирая на поднос посуду. Кузьма не успел понять, что она щебетала, но немец, кажется, понял и захохотал, очень довольный. «Да он крепко выпимши», – подумал Чанов. Ему и самому захотелось крепко выпить, даже больше, чем крепко поесть. А когда хозяйка пробегала мимо них, Чанову показалось, что и мадам навеселе.
– Идем-идем, быстро€-быстро€! – пропела она, оглянувшись из двери. И добавила, сильно грассируя: – Il fait froid!
– Что это она в конце каркнула? – спросил Шкунденков.
– Холодно, – перевел Чанов.