Крупная бойня

— А кто же иначе говорит! Он и есть неплохой человек. Только он делает свое дело, а мы делаем дело свое. И цели у нас противоположные. С его точки зрения, мы с тобой — люди плохие, если свою точку зрения отстаиваем, своему командованию подчиняемся. А он и его люди, его подчиненные, плохие для нас, потому что они подчиняются своему командованию. Но это все относится к служебной деятельности. А человеческая деятельность имеет полное право быть другой, более человечной. Но ты не раскисай от заботливости полковника. Если он будет иметь хоть какие-то доказательства твоей причастности к работе против его группы захвата в «Белой лошади» или, что еще хуже, доказательства твоей причастности к истории с его племянником, он круто изменится!

— Это я, товарищ полковник, отлично понимаю. Но что я могу поделать, если обстоятельства складываются так, что я в который уже раз оказываюсь подозреваемым. Просто такая полоса жизненная у меня пошла. Наверное, звезды так встали…

— Что значит «в который уже раз»? Я не совсем тебя понял…

— Сначала подполковник Лихарев подозревал, что я Мамукаева и Таппасханова убил, но по какой-то причине не ограбил их, даже не забрал препарат «МУ», что они везли с собой. Теперь происшествие с «группой захвата» и со старшим лейтенантом Линдером…

— Кстати, а почему они изначально начали к тебе присматриваться? Почему поселили в соседний номер старлея Линдера? У меня этот вопрос возникал, но я как-то ответа не нашел.

— Я так думаю, что была какая-то утечка информации. Не полная, но даже частичной достаточно, чтобы они сели ко мне на хвост и стали присматриваться. Может, прослушали разговор кого-то из ваших сотрудников, кто упоминал меня, если вы говорите, что моя и ваша трубки контролируются спутником.

— Это исключено. У моих сотрудников точно такие же трубки, как у тебя и у меня, — шифрующие «БлекБерри». Их невозможно прослушать. Прослушать то есть возможно, невозможно услышать, о чем ведется разговор. Доступно будет только какое-то невнятное бульканье. А спутник сразу разговор прервет, заодно засечет трубку, которую прослушивали, как и ту, с которой прослушивали. И я обязательно получу сообщение. В прошлом месяце ФСБ четырежды пыталась прослушивать наши трубки. Система контроля, на моей памяти, ни разу сбоев не давала, и в этом месяце никаких попыток прослушивания не было. Но я, скорее всего, понимаю, откуда у их интереса к твоей особе ноги растут…

— Можно поинтересоваться, откуда?

— Секрета особого нет. Я делал запрос на тебя нашему куратору. Не называя себя реального, но просто запрос от службы «господина Генералова». О твоем современном образе жизни. Куратор, видимо, запросил ФСБ. Они ведь тоже отслеживают отставников из ГРУ. Видимо, поинтересовались у Алексея Алексеевича, зачем ему досье понадобилось. Он по незнанию им сболтнул, что моя служба интересуется. Это я предполагаю как вариант, но я его еще проверю.

— Каким образом?

— Просто спрошу у Мягкова. Без всякого обострения ситуации… Без упреков… Я же сам виноват, не поставил его в известность. Но он мне досье предоставил. Там, кстати, были и материалы из МВД, и из Следственного комитета… Так что все, что с тобой происходило, полковник Альтшулер отлично знает. И понимает, на что ты способен. А что не знает, то домысливает. Как, например, ситуацию с двумя балкарцами.

— А вам, товарищ полковник, было мало данных, что дала на меня Тамара?

— Ты сам в своей предыдущей работе когда-нибудь опирался на высказывания родственников?

Я промолчал.

— Вот то-то же…

— Но Альтшулер в соответствии с должностью лучше других должен знать, что быть способным — еще не есть «совершить нечто»…

— Ты, увы, не заметил его неспешного поведения, — хмыкнул полковник. — Другие сотрудники были уверены в твоей вине, а он с ними не соглашался. Он и им не запрещал свое мнение иметь, но сам придерживался другого. И вел себя аккуратно. Неторопливо.

— Это я заметил. Думаю, просто Альшулер понимал, что доказать ничего невозможно. Я везде очень чисто отработал.

— И это, без сомнения, вызвало его уважение, если он думает, что это ты работал… При этом, как я его понимаю, он будет к тебе основательно присматриваться и время от времени устраивать какие-нибудь проверки. А проверки в ФСБ почти те же самые, что были когда-то в КГБ, по-настоящему они называются провокациями. Короче говоря, завтра, когда поедешь к нему на встречу, будь готов, что одна из проверок уже начнется. Не зря Альтшулер вызвал к себе подполковника Лихарева. Кроме того, я тебе уже говорил, что ФСБ ищет того парня, что клей тебе продавал. Если он ничего не сможет показать и рассказать, тогда начнут трясти кассира. Она в состоянии будет тебя узнать? Как соображаешь?

— Едва ли. Продавец-консультант только выписывает на бумажке общую сумму и номер по каталогу. Кассир даже не смотрит на покупателей. Я задней памятью сейчас смутно вспоминаю какую-то молодую круглолицую девицу за кассовым аппаратом. И это я, со своей тренированной памятью разведчика. А она, кажется, ни разу на меня даже не посмотрела…