В 1960-е годы группы, проникнутые контркультурным духом, предпочитавшие порывистый электрогитарный саунд и малопонятные тексты, иногда причисляли к “кислотному”, или эйсид-року. Этот термин часто употреблялся в адрес Джими Хендрикса, чья игра – и весь его образ – ассоциировались с психоделическими вылазками на неизвестные территории. Но также и в адрес шумных рок-групп с активным блюзовым началом – таких, как Cream Эрика Клэптона или Blue Cheer, чьи сырые, расхристанные песни теряли последние точки опоры во время диких, закручивающихся в спираль гитарных соло. Корень “эйсид” в словосочетании “эйсид-рок” отсылал к хиппи-культуре Сан-Франциско, но группы вроде Cream как раз толкали рок-н-ролл прочь от хиппи, в постхиппи-эпоху. В 1971 году критик Джон Мендельсон в статье в Los Angeles Times приводил “Cream и их имитаторов” в пример как излюбленный саундтрек нового поколения меломанов, выше всего ценивших в этой музыке “громкость перегруженных гитар и самолюбование”. “Психоделикам своих старших братьев и сестер эти ребята, как правило, предпочитают барбитураты и дешевое вино, – с осуждением писал он. – Их музыка решительно ничего не требует от слушателя: все до примитивности просто, чрезвычайно громко и построено на таком количестве повторений, что, даже напившись или обдолбавшись до беспамятства, ты ничего не упустишь. Весь феномен кажется довольно пугающим”. Позже социолог Дина Вайнштейн отметила (уже без экзальтации), что новые группы ориентировались на довольно масштабную, но ранее часто игнорируемую аудиторию: на белых представителей рабочего класса, которые впитали многие приметы контркультуры 1960-х (наркотики, джинсы, длинные волосы, громкий гитарный звук), но отказались от ее наивного идеализма в пользу более мачистского мировоззрения, завороженные образами силы и доминации. Эти люди были “смесью хиппи и байкеров”, писала она, и они нуждались в музыке, которая отразит их чаяния.
До определенного момента никто не понимал, как называть этот пост-эйсид-роковый саунд. Предлагался, в частности, термин “даунер-рок”, стремившийся охватить и неуклюжие ритмы песен, и антиидеалистический настрой ее поклонников – не говоря уж о предпочитаемых ими наркотиках. В 1971 году Billboard окрестил Grand Funk Railroad “королями молодежного даунер-рок-андеграунда”. Примерно тогда же Rolling Stone воспевал странную, гипнотическую группу из британского Бирмингема, “черных принцев даунер-рока”. Группа называлась Black Sabbath, и в те далекие годы многие меломаны приходили от ее музыки в недоумение. Одноименный дебют ансамбля звучал слишком странно, чтобы его можно было однозначно причислить к какому-либо жанру: он стартовал со звуков дождя, затем вступали колокола, и уже после этого – гитара и бас, надрывающиеся в унисон, но как будто на замедленной скорости. Голос солиста, наперекор рок-н-ролльным традициям, и не думал обещать слушателям хорошо провести время. “Что это стоит передо мной? – хрипел он. – Это фигура в черном, которая указывает на меня!” Минут через пять темп ускорялся, зловещий медленный шаг сменялся напряженным галопом – и это воспринималось как облегчение. Black Sabbath звучали экстремально и, несмотря на редкие радиоротации, пользовались экстремальной популярностью – по слухам, многие функционеры их рекорд-лейбла были изрядно этим удивлены. Некоторые критики приходили от этой музыки в ужас; Роберт Кристгау описал альбом Black Sabbath как “все худшее в контркультуре на одном куске пластмассы” (а про мрачные тексты песен он добавил, что “боялся, что что-то подобное случится с тех самых пор, как впервые увидел рубрику с нумерологическими прогнозами в андеграундной газете”). Впрочем, Лестер Бэнгз, со своей стороны, по достоинству оценил и присущий ансамблю “пессимистический взгляд на общество и на человеческую душу”, и в особенности “маниакально тяжелые, давящие звуковые блоки”. Как и первые рок-н-ролльщики парой десятилетий ранее, Black Sabbath создавали музыку, которая казалась настолько простой, настолько одномерной, что многие взрослые с трудом могли принимать ее всерьез.