Крупные формы. История популярной музыки в семи жанрах

Как и многие критики, Уиллис слушала рок-н-ролл через призму своего убеждения, что жанр может и должен быть политически сознательным, способствующим “освобождению”. Это мнение разделяли целые поколения музыкантов и слушателей, считавшие само собой разумеющимся то, что в рок-н-ролле заложен свободолюбивый импульс. The Rolling Stones на редкость ловко работали с этой идеей (а также с многими другими). Их музыка подчеркивала подспудную разницу между двумя типами свободы: политической, требующей дисциплины и компромиссов, и персональной, наоборот, зачастую ими пренебрегающей. Самые злободневные песни группы, такие как “Gimme Shelter” или “Street Fighting Man”, были искусно двусмысленными – они отражали беспокойную политическую жизнь своей эпохи, но не транслировали никакого внятного протестного месседжа. Со временем многие наблюдатели с тревогой подметили, что The Rolling Stones, некогда юные и опасные, стали старыми, предсказуемыми и теперь довольствуются тем, чтобы зарабатывать кругленькие суммы на гастролях (в 1983-м журнал Rolling Stone опубликовал статью о набирающем популярность тренде сотрудничества артистов подобного уровня с крупными корпорациями: бренд туалетной воды Jovan спонсировал их турне 1981 года). Я помню, как в 2002-м приехал на метро в Бронкс, в Ван-Кортланд-парк, где The Rolling Stones давали немотивированно помпезную пресс-конференцию перед началом своего очередного тура – музыканты прибыли на мероприятие на дирижабле, а реклама вложившейся в гастроли инвестиционной компании была повсюду. Но когда через несколько месяцев я посетил сам концерт, то был поражен тем, в какой они потрясающей форме. Кит Ричардс играл как никто другой: его экономные гитарные ходы, прерываемые тишиной, напоминали скалы, возвышающиеся над бурной морской поверхностью. Джаггер тем временем, рисуясь, гоголем ходил по сцене туда-сюда – 59-летний артист, которому было нечего доказывать и нечего стыдиться; звездный рок-певец, никогда не претендовавший на большее (но и не согласный на меньшее).

В 1950-е и 1960-е рок-н-ролл чествовали (а иногда, наоборот, проклинали) как действенный образец социальной интеграции в Америке: универсальный жанр, в котором работали – и который ценили – в равной степени белые и черные. Но к 1970-м этот миф разбился о реальность поп-музыкальной сегрегации. Черная музыка по умолчанию классифицировалась как R&B или соул, а рок-н-ролл утвердился как белый жанр, хоть и многим обязанный афроамериканским предшественникам, главным образом, блюзовым певцам. Рок 1970-х порой упрекали в том, что он не соответствовал присущей жанру с пеленок универсалистской идентичности – в статье Rolling Stone 1972 года упоминался еще один памфлет (а может, и тот же самый), который распространялся на другом концерте The Rolling Stones и в котором прослеживалась связь между гипотетическим сексизмом в песнях группы и недостатком в них инклюзивности в более широком смысле. “Рок должен быть музыкой для всех, – писали авторы материала, – и рок-культура должна быть всеобщей культурой”. Музыкальная сегрегация определенно вредила профессиональным перспективам темнокожих артистов, которые обычно обнаруживали, что статус R&B-звезд куда менее доходен, чем его рок-эквивалент. При этом несомненно, что множество афроамериканцев в 1970-е годы записывали замечательную музыку с явным влиянием рока – от Слая Стоуна через Джорджа Клинтона к Чаке Хан. Но если мы поместим их в мир рок-н-ролла, изъяв из мира R&B, – не будет ли это означать, что мы обогатили рок-н-ролл и обеднили R&B? Хорошая ли это идея? Возражения о том, что музыканты могут работать сразу в нескольких жанрах и зачастую это делают, вполне справедливы. Но столь же важно и не искажать сложившуюся в 1970-е реальность, в которой мир рок-н-ролла был во многих отношениях менее интегрированным, чем раньше.