Крупская

Я забираюсь всё выше, выше — мне надо на 6-й этаж. Миную агитпроп, отдел печати, приемную секретарей ЦК — там тишина изумляющая. Дохожу. Пройду по коридорам, где ковры, где такая же, как всюду, тишь и чистота. Да, ЦК — это штука! Это настоящая и сильная штука! Какая тут мощь — в лицах, в походи, в разговорах, в самой работе, во всей работе этого гиганта, этого колосса-механизма! Какая гордость и восторг охватывают тебя, когда увидишь, услышишь, почувствуешь эту несокрушимую мощь своего штаба. Идешь и сам могучий в этом могущественном приюте отчаянных, на всё решившихся людей, не дорожащих ничем — ничем не дорожащих ради того, чтоб добиться поставленной цели. Да, это дело. Это штука.

Здесь не пропадешь — тут воистину в своем штабе! Эх, ЦК, ЦК: в тебе пробудешь три минуты, а зарядку возьмешь на три месяца, на три года, на целую жизнь…»

В августе и сентябре 1922 года Ленин чувствовал себя лучше. Они с Надеждой Константиновной провели лето и начало осени в Горках. А в кремлевской квартире затеяли ремонт. Владимир Ильич уже понимал, как действует созданная им система, знал, что без личного присмотра ничего не сделают.

Он обратился к Авелю Сафроновичу Енукидзе: «Убедительно прошу Вас внушить (и очень серьезно) заведующему ремонтом квартиры, что я абсолютно требую полного окончания к 1 октября. Непременно полного. Очень прошу созвать их всех перед отъездом и прочесть сие. И внушить еще от себя, нарушения этой просьбы не потерплю. Найдите наиболее расторопного из строителей и дайте мне его имя».

Авель Енукидзе был известным революционером, участником экспроприаций, что в среде большевиков вызывало уважение. В октябре 1918 года его сделали секретарем президиума ВЦИК. Приветливый и обходительный, он держал в руках всё хозяйство. Даже продукты из кремлевского кооператива отпускались по его запискам.

Ремонтом четырехкомнатной квартиры председателя Совнаркома занимались от десяти до пятнадцати рабочих, больше и не требовалось. После строгого внушения от вождя Енукидзе принял меры. Согнали человек 160. Скорее всего, они просто мешали друг другу. Зато работы велись круглосуточно. Ленину доложили, что указание выполнено — ремонт окончен.

Второго октября Ленин и Крупская вернулись в Кремль. Выяснилось, что жить в квартире нельзя. Они разместились в другой части здания судебных установлений, рядом с кабинетом заместителя председателя Совнаркома Цюрупы. Зато на крыше устроили своего рода застекленную веранду, куда вел лифт из коридора. Ленин мог подышать воздухом, не выходя во двор. Он поднимался туда вместе с женой и сестрой.

Третьего октября он впервые после долгого перерыва председательствовал на заседании правительства.

Десятого октября его осмотрели профессора Кожевников и Крамер.

В истории болезни записано: «Нервы несколько разошлись, и временами появляется желание плакать, слезы готовы брызнуть из глаз, но Владимиру Ильичу всё же удается это подавить, не плакал ни разу. Сегодня председательствовать ему было легче. Ошибок он не делал. Вообще работой себя не утомляет. Изредка немного болит голова. Но быстро проходит».

Пятнадцатого октября: «Владимир Ильич считает, что он мог бы работать больше, а близкие его, наоборот, находят, что он переутомляется, поэтому Владимиру Ильичу было предложено, кроме субботы и воскресенья, временно устраивать отдых еще и в среду; сначала Владимир Ильич этому противился, но потом согласился как на временную меру. Сон удовлетворительный. Паралича ни разу не было».

Тридцать первого октября он держал речь на сессии ВЦИК — впервые после долгого периода.

Из дневника лечащего врача: «Говорил сильно, громким голосом, был спокоен, ни разу не сбился, речь была прекрасно построена, не было никаких ошибок… Владимир Ильич рассказывал: как-то дома слушал музыку, рояль его не расстроил, скрипку же слушать не мог, так как она слишком сильно на него действовала. В общем чувствует себя хорошо, но всё-таки легко устает…

Каменев сообщил врачам, что на последнем заседании СНК Владимир Ильич критиковал один из пунктов законопроекта, затем не заметил, что перевернулась страница, и вторично стал читать, но уже другой пункт, снова стал его критиковать, не заметив, что содержание этого пункта совершенно иное».

А 5 ноября короткий период ремиссии закончился. У него случился спазм и паралич правой ноги. Еле успел присесть на кушетку, чтобы не упасть.

Из дневника лечащего врача: «Продолжалось это одну минуту, после чего Владимир Ильич встал. Настроение несколько угнетенное, и Владимир Ильич расстроен тем, что состояние его несколько ухудшилось».

Седьмого ноября: «Накануне чувствовал себя неважно. Весь день не занимался, было желание полежать. Сегодня с утра настроение вялое, всё больше хочется лежать. Последние два дня побаливала голова».