Крупская

«Сегодня позвонили из РОСТА, — записал в дневнике Чуковский. — Корней Иванович, сейчас нам передали по телефону письмо Горького о вас — против Крупской — о “Крокодиле” и “Некрасове”. Я писал письмо и, услышав эти слова, не мог больше ни строки написать. И не то чтобы гора с плеч свалилась, а как будто новая навалилась — гора невыносимого счастья. Бывает же такое ощущение… Вышел на улицу, купил “Красную газету” за гривенник — и там письмо Горького. Очень сдержанное, очень хорошее по тону».

Письмо Горького несколько остудило кампанию против Корнея Ивановича. За него вступились и другие писатели. На помощь Чуковскому пришел еще один талантливый детский стихотворец, Самуил Маршак. Обходительный, умеющий разговаривать с начальством, Маршак обратился прямо к Крупской. Обнаружил в ней «бездну энергии и хорошие острые когти».

Маршак внушал Надежде Константиновне, что она не рассчитала силы своего голоса, критикуя Чуковского: хотела сказать это очень негромко, а вышло на всю Россию. Крупская возразила, что Чуковский копается в грязном белье Некрасова, доказывает, что у него было девять жен.

— Не стал бы Чуковский пятнадцать лет возиться с Некрасовым, если бы он его ненавидел, — заметил Маршак.

— Почему же? Ведь вот мы не любим царского режима, а царские архивы изучаем уже десять лет, — резонно возразила Крупская.

— Параллель не совсем верная, — нашелся Маршак. — Нельзя же из ненависти к Бетховену разыгрывать сонаты Бетховена.

Перейдя к «Крокодилу», Маршак стал доказывать, что тема поэмы — освобождение зверей от ига.

— Знаем мы это освобождение, — скептически отозвалась Крупская. — Нет, насчет Чуковского вы меня не убедили.

Но сам Маршак ей понравился.

«Тотчас после его визита к ней со всех сторон забежали всевозможные прихвостни и, узнав, что она благоволит к Маршаку, стали относиться к нему с подобострастием, — записывал Чуковский. — Таким образом, когда комиссия к шести часам собралась вновь, она была 1) запугана слухами о протесте писателей, 2) запугана письмом Горького, 3) запугана тем влиянием, которое приобрел у Крупской мой защитник Маршак, — и судьба моих книжек была решена…

Прошла “Путаница”, прошел “Тараканище”. Самый страшный бой был по поводу “Мухи-Цокотухи”: буржуазная книга, мещанство, варенье, купеческий быт, свадьба, именины, комарик одет гусаром… Но разрешили и “Муху”… Разрешили и “Мойдодыра”».

Однако же в целом статья Крупской имела для Чуковского последствия самые плачевные, тем более что бдительный надзор над детской литературой только усиливался. В октябре 1929 года Крупская подписала Инструктивное письмо Главполитпросвета «О пересмотре книжного состава массовых библиотек»:

«В течение 1929–1930 гг. провести пересмотр книжного состава всех библиотек и очистить от идеологически вредной литературы…

Привлекать к просмотру книжного состава работников комвузов, работников Главлита, представителей ОГПУ.

Мотивы, по которым книги могут быть изъяты из библиотек.

1. По общему отделу. Изъять старые библиографии, особенно общественно-политические, старые энциклопедии… Из старых массовых энциклопедий следует изъять выпуски, посвященные общественно-политическим темам и истории.

Все старые дореволюционные журналы изымаются из массовой библиотеки… Изымаются все старые календари.

2. Антирелигиозная литература. Изъять все без исключения книги религиозного содержания как дореволюционные, так и пореволюционные, хотя бы они все были изданы с разрешения Главлита.

3. Общественно-политическая литература. Изымаются идеологически вредные и неприемлемые для советского читателя книги.

4. Кооперативная литература. Подлежат изъятию книги, изданные до 1930 года (то есть книги, вышедшие до массовой коллективизации. — Л. М.)

5. История литературы. Изымаются книги, содержащие материал реакционного характера…

Из небольших библиотек должны быть изъяты:

1. Произведения, даже и значительные в отношении литературного мастерства, проводящие настроения неверия в творческие возможности революции, настроения социального пессимизма. Например, М. А. Булгаков. Дьяволиада, Е. Замятин. Неистовые рассказы…

2. Могут быть изъяты произведения неактуальные, подчас даже враждебные по своей идеологической установке, — например, произведения таких писателей, как М. Пруст, С. Цвейг…

Инструкция по изъятию детских книг будет издана особо».

В марте 1932 года оперуполномоченный 4-го отделения секретно-политического отдела ОГПУ докладывал начальству о настроениях среди писателей: «Детский писатель К. Чуковский, которого в связи со статьями Крупской больше не печатают, намеревается обратиться к Сталину, — за разрешением печататься».

Цензура вновь и вновь принималась за его детские сказки. В конце декабря 1934 года Чуковскому сказали в Главлите, что его «Крокодил» запрещен опять.

Когда сказку запретили в первый раз, писателю объяснили:

— Там у вас городовой. Кроме того — действие происходит в Петрограде, которого не существует. У нас теперь Ленинград.

Чуковский переделал текст. Вместо городового в сказке получился ленинградский постовой милиционер. Не помогло.