Крупская

Крупская писала в своем "Письме к издателю, который взялся бы издавать "Педагогический словарь": "Для двадцатого века чрезвычайно характерным является могущественный, прямо лихорадочный рост педагогических идей и педагогического строительства как в европейских, так и во внеевропейских капиталистических странах. Промышленное развитие предъявляет к населению все новые и новые требования, удовлетворить которые для передовых стран является вопросом жизни или смерти…" Она показывала в этом письме, что надо поднять выше общий культурный уровень народа, вот почему сейчас, даже в период войны, и Германия, и Франция, и Англия занимаются коренным реформированием народной школы. "Очень многие из обсуждаемых сейчас там вопросов, — продолжает Крупская, — в ближайшем будущем встанут на очередь и в России. Педагогические журналы осведомляют о них русский педагогический мир. Но очень и очень широким кадрам учителей совершенно еще неясен удельный вес всех этих ежедневно выплывающих на поверхность общественной жизни вопросов педагогики. Русскому учителю обычно не хватает перспективы, которая дала бы ему возможность учесть относительную важность педагогических вопросов, неясная их связь с потребностями общего культурного развития. А только уяснив себе эту связь, он сможет учесть значение того или иного вопроса для русской действительности". И затем Надежда Константиновна давала план общедоступного "Педагогического словаря", где была бы представлена картина народного образования в различных странах.

Письмо Владимира Ильича было написано 18 или 19 февраля 1917 года, а меньше чем через две недели все изменилось, на повестку дня встали совсем другие вопросы.

В РОССИЮ!

Второго марта день начался как всегда. Утро Владимир Ильич и Надежда Константиновна провели в библиотеке. Она вернулась пораньше, разогрела обед. В 12 часов 10 минут на лестнице послышались знакомые шаги. После обеда, когда Ульяновы снова собрались уходить, в квартиру буквально ворвался Вронский с криком: "Вы ничего не знаете?! В России революция?!"

Владимир Ильич и Надежда Константиновна набросились на него с расспросами. Потом, проводив гостя, пошли на берег озера, где под навесом тотчас по выходе вывешивались все газеты. Читали и перечитывали телеграммы. Да, в России свершилась революция!

И во все стороны понеслись письма Владимира Ильича — расширять революцию, захватывать новые слои населения, курс на вооружение масс, поднимать их на взятие власти.

Начались дни и ночи беспокойных поисков путей домой, на родину. Оставаться здесь, в Швейцарии, было немыслимо. Один за другим рождались планы и один за другим терпели крах. Страны Антанты отказывались пропустить в Россию русских интернационалистов. Англия оказалась закрытой, там русских не пропускали, даже если они имели все необходимые документы. И надо ехать нелегально, легальных путей нет. Но как? Сон пропал у Владимира Ильича с того момента, когда пришла вести о революции, и вот по ночам строились невероятные планы.

Самое неприятное состояло в том, что по указанию русской полиции в международные военно-контрольные списки были внесены все противники войны. Как царское, так и Временное правительство пропускало в Россию лишь оборонцев. Шестого марта на совещании в Берне Мартов выдвинул идею проехать через Германию в обмен на немецких граждан, интернированных в России. Владимир Ильич ухватился за этот план, но швейцарское правительство ввиду нейтралитета страны отказалось вести официальные переговоры с Германией. Тогда роль посредника взял на себя лидер Швейцарской социал-демократической партии Роберт Гримм, затем его заменил Фриц Платтен — старый испытанный друг. Он повел дело энергично. О ходе переговоров он ежедневно сообщал Ульяновым. Меньшевики струсили и оставили мысль об отъезде, они были уверены в отрицательном решении Временного правительства.

Наконец Платтен принес выработанные условия, по которым он взялся сопровождать вагон с русскими эмигрантами через Германию, причем все переговоры и сношения с германскими властями должен был вести только он. Вагон пользуется экстерриториальностью, никакого контроля паспортов, досмотра багажа производиться не будет. Никто не должен покидать вагона, не должно быть никаких контактов с немецкими социал-демократами, никаких задержек и остановок в пути.

Все эти недели Ульяновы жили на чемоданах. С нетерпением ждали окончательного результата переговоров. И вот пришло письмо — разрешение получено!

"…Ильич моментально сорвался: "Поедем с первым поездом". До поезда оставалось два часа. За два часа надо было ликвидировать все наше "хозяйство", расплатиться с хозяйкой, отнести книги в библиотеку, уложиться и пр. "Поезжай один, я приеду завтра". Но Ильич настаивал: "Нет, едем вместе". В течение двух часов все было сделано: уложены книги, уничтожены письма, отобрана необходимая одежда, вещи; ликвидированы все дела. Мы уехали с первым поездом в Берн", — писала Надежда Константиновна.