Крушение

Осторожная нежность постепенно соединяет его с этой молодой женщиной в таинствах совместной жизни, не метафорически, но физически, словно её тело — часть его самого, некий орган, невидимый и забытый днём, но возрождающийся каждую ночь и воссоздающий с каждым заходом солнца пространство, необходимое для её свободы. Так он научился жить с нею, постигая изнутри её порывы, неясные печали, быстрые перемены настроения и температуры, и даже стал воспринимать вместе с ней эфемерные знаки обоняния и осязания; приспособившись к биению жизни в этой обретённой части своего существа, более восприимчивой, чем его собственное тело, он подстраивается под ритм своих лунных часов и через тело Резеды участвует в вечном обновлении космического цикла.

Ведь эти житейские мелочи — дурное настроение, пятна крови на полотенцах — учат его теперь пониманию несовершенства его мужской природы, которая прямым курсом движется к небытию, но ещё и спокойной мудрости беспрерывного обновления, неустанному притяжению подобий и несомненности существования бесконечного в конечном.

Вот так было отведено проклятие истории, и безмятежность аграрных рабовладельческих эпох перенеслась в настоящее, но познает ли Алькандр в рабстве брака спокойную радость возвращения назад и конца времён? Хотя в объятиях Резеды он чувствует, что вот-вот растворится в цикличной вечности, бдительная тревога не даёт ему забыться совсем. Внезапный прилив душераздирающего страха заставляет его содрогнуться на пороге этого слепого рая, как бывает иногда в предчувствии новых зияний. Ночи коротки. Осознание себя — кислота, разъедающая цельную материю счастья.

23

Алькандр поднимается открыть ставни, за которыми горизонт долины, прикуривает сигарету, глядя на свернувшуюся в калачик под смятым одеялом Резеду, и его снова переносит в необратимость. Под моросящим дождём блестят черепица домов и листва фруктовых деревьев. Заводской дым витыми колоннами тянется вверх поддержать низкое небо. Дневное убожество развеивает ночную явь. Сколько нужно сил, чтобы нарушить кажущуюся цельность этого мрачного пейзажа и из разрозненных осколков воссоздать Трапезунд! Как в этой женщине со спутанными волосами, которая натягивает на лицо простыни, узнать маленькую флейтистку? Резеда чужая, отдалившаяся, закрывшаяся в себе так же, как она прячется в руинах своего сна, сейчас начинает жить сама, обдумывать собственные скрытые мыслишки. Алькандр вдруг понимает, что остался без собранных в ночи сокровищ: всё, что есть — беспредметный блеск, да и тот рассеивается в свете зари; он отворачивается от уснувшей женщины, чувствуя усталость и лёгкое отвращение, как после случайного свидания. И начинаются злосчастья с Резедой — разобщение, равноправие и конфликт. Маленькая рабыня, ночная флейтистка в пробуждающем свете перевоплощается в домохозяйку, которой вечно что-нибудь втемяшится в голову. «Есть у меня мыслишка», — говорит Резеда, и как бы легко она ни была осуществима, Алькандр нетерпеливо напрягается, как монарх, благодетель народа, получив петицию, опередившую его собственные планы. Мыслишка Резеды, которую она защищает с неустанной кротостью и исподтишка, доказательство её инакости, независимой от витиеватых законов сна и непокорного существования, начинает жить в Алькандре какой-то болезненной точкой, маленькой опухолью, о которой стараешься не думать, но она проявляется снова, настойчиво, угрожающе напоминает о себе, разрушая мгновения счастья.

Начинается это прямо в день их свадьбы, ещё утром. Когда они вышли из мэрии, Алькандр повёл её в кафе, заказал два пастиса.

— Я не люблю пастис, — кротко сказала Резеда.

Алькандру в голову не приходило, что это нежное тельце, облако, которое он создал сам, может оказаться обителью неизвестных ему вкусов и привычек и изъявлять независимую волю. «Я не люблю пастис» — фраза, сама, как тот яд, который в ней упомянут, растворяется, разбавляя счастье Алькандра и замутняя его.

Молчаливый обед проходит друг напротив друга в тревожном ожидании «идейки дня». Причём с кухней у Резеды она связана реже всего. Сенатриса унесла в могилу секрет манных клёцок. Несмотря на объяснения Алькандра, Резеде так и не удалось воссоздать рецепт этого аскетичного и бодрящего блюда. На замену мучному Империи приходят варианты мяса и рыбы цивилизованной Европы; отныне банки сардин и паштет из поросячьей печени, которые откупоривают с помощью металлической «открывашки», стали основным вкладом Резеды в хозяйство.