Крушение

Я задал вопрос:

– Каких конкретно действий вы от меня ждете?

– Свидания с вашим пациентом. Пару дней назад она все же попала в Рейвенсвуд, по коду «пятьдесят один пятьдесят»[1]. Но ее перевели к нам.

Принудительное удержание до трех суток.

– Причина задержания?

– Незаконное проникновение к кому-то на задний двор.

– Место?

– Бель-Эйр. Да какая, в сущности, разница?

– Всего за то, что она куда-то забрела, ей припаяли «пятьдесят один пятьдесят»?

– У нее признано острое психическое расстройство, с угрозой безопасности окружающим.

Зачем разъяснять, если можно сменить ярлыки?

– Прискорбно все это слышать, но мой профиль – дети.

– Доктор Делавэр, – произнесла Кристин Дойл-Маслоу так, будто мое имя звучало диагнозом, – пациентка запросила вас. Или вам предпочтительней, чтобы я сказала ей о вашей полной незаинтересованности?

– Вы психотерапевт?

– Не поняла?

Я повторил вопрос.

– Какое это имеет отношение к делу? – Она фыркнула.

«Потому что навыков работы с людьми у тебя, черт возьми, ни на понюх».

Вслух я сказал:

– Какую помощь мисс Чейз получает через ваше агентство?

– Мы – не агентство. Мы – исследовательская программа, нацеленная на выяснение и оценку фактов. Сюда входит и полномочие присваивать код «пятьдесят один пятьдесят», потому что он относится к оценочной категории. Как и те, кому его присваивают.

– А выяснение фактов?

– Хорошо, мистер Делавэр. Я сообщу ей, что у вас нет желания…

– Где вы располагаетесь?

– В Уилшире, возле Вестерна. И чем раньше вы приедете, тем лучше. Она не из разряда беспечных туристов.

Глава 3

Полистайте как-нибудь бульварный журнал пятилетней давности – и, возможно, там вам встретится фото Зельды Чейз в сексуальном наряде, экземпляр элитной породы Actressa gorgeousa[2].

Ногастая, фигуристая, блондинистая, вся в стиле и глянце, готовно бликующая на камеру своей высокомерно-томной улыбкой, полной осознания своего генетического превосходства.

Проведите с Зельдой Чейз какое-то время – и все это отшелушится эмоциональной перхотью.

Приплюсуйте сюда ранимого ребенка – и откуда ни возьмись начнут усугубляться проблемы.

* * *

Консультациями по опекунству я занимаюсь вот уже сколько лет, и многие судьи мне доверяют, но то предложение работы поступило мне от психиатра Зельды.

С Лу Шерманом мы уже не один год состояли в профессиональном знакомстве – обычно родители в ходе процесса отсылались к нему, а их отпрыски – ко мне. Когда он позвонил мне тем июньским вечером, я ожидал чего-то примерно из той же оперы.

– Здесь все не так однозначно, Алекс, – поведал мне Шерман.

– Как это понимать?

– Дело тонкое. Может, пообедаем вместе?

Офис Лу находился в Энсино, но меня он пригласил в «Муссо и Франк» на Голливудском бульваре – замшелый панегирик голливудской славе, храбро держащийся на плаву среди рифов изменчивого, а местами и опасного миража, именовавшегося когда-то Городом Кино.

Прибыл я, по своему обыкновению, вовремя, застав Лу в угловой кабинке на северном конце большого, украшенного по периметру фресками обеденного зала. Перед ним стоял уже изрядно початый бокал мартини, наверняка лучшего во всем Лос-Анджелесе.

Не награжденный от природы высоким ростом, Лу делал себя крупнее на свой манер: сидел с бесстрастным лицом и прямой, как шомпол, со слегка приподнятым подбородком – то ли заслуга армейской выучки, то ли пережиток непокорности притеснениям на школьном дворе.

Казалось, что центром его круглого бронзоватого лица в лучиках морщин служит монументальный нос. Над лысой в крапинках макушкой венчиком пушились жидкие седые прядки.

Рожденный в Нью-Мексико полуеврей-полуиндеец, из всей своей родни Лу был первым, кто пошел в колледж. Отслужив в морской пехоте, он в тридцать пять лет поступил в Колумбию[3], по окончании которой остался в интернатуре Лэнгли Портера и окончил ее с дипломом психоневролога.

Там же, в заведении Сан-Франциско, интерном числился и я; мы вместе посещали одни и те же семинары, пересекались на разных мероприятиях, перебрасывались шутками. Спустя годы встретились снова, теперь уже в почтенном колледже медицины на другом конце города. Лу состоял там на должности; ну а я, по молодости, подвизался ассистентом. Здесь связь между нами окрепла и углубилась: мы оба прониклись друг к другу уважением за успехи в клинической работе.

Для Лу всегда были характерны невозмутимость и спокойная уверенность – черты, исконно необходимые психиатру. Однако, рассказывая мне о Зельде Чейз, он заметно нервничал. Я заказал себе виски «Чивас Ригал» и ждал, когда причина его нервозности разъяснится; может, он озвучит ее сам.

Процедура затянулась до прибытия моего виски и очередного мартини, вслед за которыми на стол церемонно подал салат «Цезарь» престарелый официант.

Наконец, мощно хрустнув гренком и отерев рот салфеткой, Лу сказал:

– Пятилетний мальчик – тебе, психопатка-мать – мне. Кушайте на здоровье.

Для него бокал был третьим по счету; поглядев, он отодвинул его от себя и объявил: