Крушение Германской империи. Воспоминания первого канцлера Веймарской республики о распаде великой державы, 1914–1922 гг.

Однако, чем более громко заявляли о себе и чем более наращивали притязания германские империалисты, тем более возрастало и недовольство трудящегося населения. Недовольство военной политикой, совершенно забывшей слова императора: «Мы не ведем завоевательной войны», охватывало даже широкие круги мелкой буржуазии и крестьянства. Кроме того, для крестьян и мелкой буржуазии причиной глубокого недовольства были недостаток в предметах первой необходимости и питания, и, этого можно и не подчеркивать, скорбь перед ужасными человеческими утратами, не пощадившими ни одной семьи. Во всей стране свирепствовал голод. Я вынужден был терпеть со своей семьей подлинную нужду, так как твердо придерживался правила не получать никакого продовольствия без карточек. Следом трехлетней голодовки является запись в моем дневнике от февраля 1917 года: «Вчера вечером я был в гостях в зажиточной семье. И в первый раз за долгое время наелся досыта».

Картофель господина фон Гампа

В этой связи приобретает особую пикантность небольшая история, разыгравшаяся у меня с свободноконсервативным депутатом фон Гампом, особенно потому, что Гамп, в качестве типичного представителя аграриев, был со мной в постоянной вражде.

На заседании одной из комиссий я говорил о нужде народа и о голоде. После моей речи ко мне подошел фон Гамп и сказал, что глубоко впечатлен моей речью. Так мог говорить, по его мнению, только тот, кто знает, что такое голод. Я ответил ему, что он не ошибается, и я сейчас как раз действительно не знаю, где добыть продовольствие для моей семьи, в том числе и для внуков, отцы которых на войне. Так как я в своей речи особенно много говорил о картофеле, Гамп спросил, есть ли у меня хотя бы картофель. «Ни одного фунта», — ответил я и вернулся на свое место. Когда я вечером пришел домой, жена сообщила мне, что к нам в изящной коляске приезжал ливрейный лакей и оставил полмешка картофеля. К сожалению, мне очень скоро пришлось снова резко обрушиться на господина фон Гампа. Тем охотнее рассказываю я эту «маленькую картофельную историю», которая, несомненно, служит к чести господина фон Гампа.

Новые дискуссии о принятии кредитов

Понятно, что при таких условиях как в рабочей среде, так и среди парламентских представителей постоянно возвращались к вопросу о военных кредитах. Позже они и должны были привести к расколу социал-демократической фракции. Споры о кредитах питались не только принципиальными разногласиями, но и сознанием, что именно военные кредиты являлись средством затягивать положение, от которого возникали все лишения. Поэтому в социал-демократической фракции часто велись дебаты о том, обязана ли партия поддерживать оборону страны. Простых ссылок на слова Жореса или Бебеля было недостаточно. Вопрос о том, ведем ли мы оборонительную войну или наступательную, вставал каждый раз с решающим значением и явился главным поводом к голосованию по вопросу об обороне страны, которое фракция провела 8 марта 1915 года, через 9 месяцев после начала войны.

Гаазе, позднее ставший вождем независимых, ошеломил в этот день фракцию наброском речи, которую он намеревался произнести в пленуме. Об этом проекте речи я записал тогда в своем дневнике следующее: «Собралась фракция. Борьба вокруг речи о бюджете, это значит борьба со стороны Гаазе. Он и я были в декабре избраны ораторами по бюджетному вопросу, но в нынешнем положении я против ораторствования. Хотя я прямо заявил об этом во фракции, Гаазе боится, что в конце концов меня склонят к выступлению. Речь Гаазе была, конечно, вся яд и желчь. В ней не было ни слова об опасности, грозящей стране, ни слова об обязанности защищать отечество. Фракция была изумлена речью, и Гаазе сделал очень много уступок. Однако в конце концов пришлось голосованием принудить включить в речь указания на обязанность защищать отечество, и это знаменательно соответствующее требование исходило от нашего радикального товарища Гоха. Оно было принято всеми голосами против Герцфельда, Генке и Либкнехта. На Гаазе возложили обязанность к следующему утру представить измененный проект речи».

«Великая Германия»