Крушение империи

— Господа, едучи сюда на ваше почтенное собрание, я встретил не одну часть молодых войск, молодых солдат, которые обучаются теперь и готовятся для того, чтобы заменить и пополнить собою ряды павших. Я проехал две тысячи верст, был в Галиции в близком общении с армией и я не найду слов, чтобы выразить то глубокое умиление, то высокое почтение к этим храбрым воинам, к тому несокрушимому духу, который я наблюдал всегда и наблюдаю в тех молодых людях, которые теперь обучаются, зная, что они обязаны бесстрашно итти на поля сражения. Но на всех гражданах российского государства первейшая и главнейшая обязанность — дать ясное и точное понятие нашей армии, что тыл спокоен, что тыл нашей глубокой и мирной страны, теперь еще не подверженный влиянию военных действий, готов всемерно работать для их пользы и славы и в помощь им. Вместе с тем мы должны вселять им убеждение, что здесь, в тылу, нет партий, нет разногласия, а есть одно чувство победы над врагом. Я счастлив, господа, засвидетельствовать, что такой лозунг установлен прочно в рядах членов Гос. Думы. Народные представители поняли это своим чутьем, и вы видите, что ряд заседаний наших представляет собою полное отсутствие партий, полное единение. Скажу, что единение, это отсутствие всяких партийных начал, продолжается и до сих пор в тех небольших заседаниях, которые мы имеем в настоящее время по поводу дел, близко касающихся Гос. Думы. Я отлично отдаю себе отчет в том, что промышленный мир, промышленные сферы — это сословие и сферы государственного значения. Вы являетесь хозяевами и вершителями той громадной отрасли государственной экономической жизни, которая при своем высоком развитии в будущем даст нам возможность не только победить врага на полях сражения, но даст нам силу доказать, что Россия может сделать. Отныне должен быть у всех русских граждан один лозунг: «все для армии, все для победы над врагом, все должно быть сделано для того, чтобы в полном и крепком единении сокрушить тех, которые дерзают посягать на величие России». Я позволяю себе выразить пожелание, чтобы ныне, без партийных перегородок, соображений, вожделений, единая мысль была направлена к благотворной работе на почве воспособления нашей армии к полному раскрепощению России от всяких посягательств иноземного влияния на нее. Этими словами позвольте приветствовать вас и выразить уверенность, что это именно так и будет.

Когда съезд узнал, что к общественным силам отнеслись с доверием и что делу еще можно помочь, то раздражение против правительства улеглось, и члены съезда начали обсуждать стоявшие на очереди вопросы с деловой точки зрения. В том же первом заседании съезд вынес резолюцию, совершенно противоположную заготовленной первоначально.

В конце мая я отправил просьбу о принятии меня государем. В течение четырех или пяти дней я не получал ответа. Вместо того мне стали передавать, что министр Маклаков усиленно настраивает царя против Думы и уверяет его; что председатель Думы явится к нему с необыкновенными требованиями, чуть ли не с ультиматумом. Слухи эти нашли себе отражение и в Москве, и приехавший оттуда молодой Юсупов рассказывал, что там говорят, будто председатель Думы стал во главе революционного движения, вопреки желанию правительства создал особый комитет «Comité du salut public» по образцу французской революции (так, очевидно, понимали учреждение Особого Совещания).

Наконец, государь назначил день приема: это было 30 мая. Когда я вошел в кабинет, я застал государя взволнованным и бледным и невольно вспомнил то, что мне передавали про интриги Маклакова. Надо было сразу рассеять подозрения.

— Ваше величество, — начал я, — я пришел к вам не с какими-нибудь требованиями и не с ультиматумом…

— Почему вы говорите про ультиматум?.. Какой ультиматум?..

— Ваше величество, я имею сведения, что вам изобразили меня очень опасным человеком, говорили, что я приду не с докладом, а с требованиями. Вам даже советовали меня не принимать вовсе.

— Кто это вам говорил, и на кого вы намекаете, что меня настраивают против вас?

— Ваше величество, быть может, эго сплетня, но слухи настолько основательны и из таких внушающих мне доверие источников, что я решился это вам доложить. Вам говорил так про меня министр внутренних дел Маклаков. Государь, у меня нет к вам делового доклада по Думе: я явился к вам говорить об общих делах, пришел исповедываться, как сын к отцу, чтобы передать всю правду, какую я знаю. Прикажете ли мне говорить?

— Говорите.