Марбо, уже сильно удалившийся от реки, когда взорвался мост, находился в Маркрундштадте, в трех лигах к западу от Лейпцига. Полагая, что армия благополучно ушла от преследования, он воспользовался возможностью устроить перекличку и с ужасом обнаружил, что из семисот кавалеристов, откликнувшихся на свое имя 16 октября, в день начала битвы, 149 отсутствуют, из которых шестьдесят, включая двух капитанов, трех лейтенантов и одиннадцать сержантов, точно убиты. Как только стало ясно, что на самом деле произошло в Линденау, Наполеон приказал кавалерии Себастиани вернуться и сделать все возможное для спасения уцелевших. Колонну спасателей возглавили егеря Марбо, сам полковник командовал бригадой. Как только показался разрушенный мост, егеря увидели, что там творится. Пруссаки, баденцы и шведы охотились по улицам за отчаявшимися французами и убивали их. Вскоре егеря наткнулись на толпу в две тысячи голых людей — многие из них раненые, — которые спаслись вплавь через реку. Среди них был и Макдональд, тоже практически голый. Марбо одолжил ему кое-какую одежду и привел коня, а затем пробился к мосту. Здесь он стал свидетелем новых сцен убийства безоружных французов, которые сумели перейти реку, но сейчас были отрезаны отрядом из пятисот немцев, перебравшихся через взорванные пролеты по доскам. Убрав в ножны саблю, чтобы «не овладело искушение поубивать этих негодяев собственной рукой», Марбо отдал приказ об атаке, и в сопровождении 24-го егерского полка его полк ринулся на заливной луг и окружил преследователей. «Эффект этого нападения, — говорит он, — был ужасающим. Бандиты, захваченные врасплох, почти не оказывали сопротивления, и началась страшная резня: пощады не давали никому». Видевшая убийство безоружных людей французская кавалерия была не расположена щадить предприимчивых немцев, особенно своих бывших союзников, и, когда некоторые из них, не в состоянии вернуться обратно по мосту, нашли убежище в гостинице, Марбо велел своим всадникам спешиться, окружил дом и поджег конюшни. Один саксонский офицер вышел из гостиницы и сказал, что сдается, но Марбо, обычно очень галантный солдат, отказался иметь с ним дело. Запертые в горящем доме, под залпами егерских карабинов, немцы погибли все до единого. Затем, охраняя две тысячи французских беглецов, егеря вернулись в Маркрундштадт. Вполне вероятно, что маршал Макдональд был обязан жизнью вылазке Марбо, но шотландец был так разъярен отсутствием приготовлений к отступлению, что довольно долго отказывался идти докладываться к Наполеону. Он слышал, как его люди с дальнего берега зовут на помощь, но не мог ничего сделать, чтобы их спасти. Этот случай произвел на него такое тягостное впечатление, что Макдональд с той минуты навсегда разочаровался в императоре.
И он был не единственным. Все маршалы и старшие офицеры Великой армии негодовали на недосмотр штаба, приведший к такой катастрофе, и бывший мальчишка-босяк Ожеро всего лишь высказал общее мнение, когда гневно вопрошал: «Этот придурок соображает, что делает?!» В Эрфурте, в нескольких переходах дальше к западу, потихоньку ускользнул и направился в Неаполь король Мюрат, решившись принять любые условия победоносных союзников.
Перед теми, кто остался в Лейпциге, даже не всегда стоял выбор — сдаться или умереть на месте. Около 13 тысяч человек отрезанного гарнизона были тут же застрелены или заколоты штыками. Жозеф Берта, герой «Призывника 1813 года», был одним из попавших в ловушку. В описании его испытаний Эркман и Шатриан, должно быть, очень тщательно придерживались источника, поскольку яркое описание бедствий, выпавших на долю Берта, подтверждается документальными свидетельствами до мельчайших подробностей. Берта завяз в отчаянной рукопашной схватке на городских укреплениях и был спасен атакой польских улан, которых называет «лучшими бойцами, которых я только видел». Став свидетелями преждевременного взрыва, отрезавшего единственный путь к отступлению, большинство товарищей Берта в ярости бросились на врага, но новобранец, лечившийся после Лютцена в Лейпциге, поведал своему командиру о том, что на Эльстере выше по течению есть брод, и остатки роты переправились там, но были не способны идти пешим маршем во Францию, несмотря на отдых в Эрфурте три дня спустя. В их рядах разразился тиф, и люди, пережившие все ужасы и лишения кампании, сотнями умирали вдоль дороги. «С серого неба лил дождь, — рассказывает Берта, описывая отступление, — а осенний ветер казался нам ледяным. Как могли несчастные безусые мальчишки, так отощавшие, что ребра просвечивали сквозь кожу, как, спрашиваю я, бедняги могли вынести такие бедствия?»