Крушение «Кантокуэна»

Полководческие способности Василевский проявил в руководстве фронтами и координации действий войск в наступательных операциях в качестве представителя Ставки Верховного Главнокомандования.

На заключительном этапе войны маршал Василевский был назначен командующим 3-м Белорусским фронтом.

Богатейший опыт, полководческие способности и высокий авторитет военачальника позволили Маршалу Советского Союза А. М. Василевскому уверенно и безошибочно управлять военными действиями Советских Вооруженных Сил на Дальнем Востоке.

Лишь первые часы начала боевых действий трех фронтов, флота и авиации Главком Василевский был на своем командном пункте. Едва выглянуло из-за сопок солнце, он уже находился на аэродроме. Самое время быть на месте событий, на главном направлении…

У солдата главное направление там, где он выполняет боевую задачу. И нет у него второстепенных и вспомогательных ударов. Он отвечает сам за себя и помогает в бою товарищу. Успех, победа или смерть — таков девиз солдата в наступательном бою. Иногда обходится без тяжелых боев. Так случилось и на том направлении удара, где наступала рота капитана Мякова. После того как пограничники и передовые подвижные отряды одной из армий уничтожили вражеские пограничные кордоны, пехота пошла вперед, не встречая сопротивления. Где-то далеко слева гремела артиллерия, справа прошла группа советских самолетов, а здесь все спокойно. Всюду всхолмленная и обожженная солнцем открытая степь. Лишь кое-где в безводных долинах видны низкорослые кусты пепельного цвета и небывало густая пыль, поднятая танками и автомашинами. Серые тучи накрыли колонны войск, у которых нет ни начала, ни конца, и безжизненная даль едва просматривается.

Солнце палит нещадно, а тени под ногами не видно. Жаром отдает от танков и самоходных орудий, не притронуться рукой к металлу боевого оружия, и кажется, вот-вот вспыхнут моторы автомашин и цистерны с горючим. Когда механизированные колонны обгоняют пехоту, рев заглушает человеческие голоса.

— За всю войну с фашистами не глотал столько песка, — пытался шутить ефрейтор Колобов, низкого роста, бойкий, неуемный.

Пыль попадала в глаза, хрустела на зубах, забивалась в волосы, лезла за ворот и вместе с потом раздражала спину. Посерели лица, одноцветным — пепельным — стало обмундирование.

Ночью вдали гремело, вспыхивал небосвод, но это была не молния, а творил свое дело «бог войны» — артиллерия.

Когда растянутая колонна войск достигла вершины пологого холма, слабый ветерок свалил тучи пыли в сторону. Открылись синеватые очертания гор и поросшее лесом отлогое предгорье. Отчетливо просматривались вдали извилистые шлейфы пыли, не покидавшие механизированные войска. Был объявлен большой привал. Солдаты садились на высохшую, колкую траву и, поболтав флягой над ухом, с жадностью проглатывали остатки воды. Многих клонило в сон.

— Повезло нам, — сказал ефрейтор Колобов, развалившись на спине и положив под голову скатку. — Небо какое… Ни единой тучки.

Сержант Котин, вытирая ветошью ручной пулемет, не понял причины восторга ефрейтора.

— Это почему же нам «повезло»?

— Сразу видно, не бывал ты под бомбежкой в степи, — стал пояснять Колобов, согнув короткие ноги в коленях. — Партизанил в лесах, укрывался, как ежик под елками, и фашистские бомбовозы тебе — хоть бы хны… Ты знаешь, что здесь будет, ежели бомбежка? Ни кустика, ни канавки…

— Думаю, что бомбежки не будет, — послышался голос командира роты. — Видали, сколько зениток стоит на всем пути… Истребители наши постоянно стерегут небо.

Вскоре приехала кухня. Сразу же выстроилась очередь за наваристым кулешом с бараниной. Но едва появился грузовик с резиновой емкостью, наполненной водой, как очередь за кулешом исчезла. Все бросились к грузовику. Воду набирали в котелки, во фляги.

После обеда, когда солдатам было предоставлено время на подготовку к маршу, в небе появились два самолета ПО-2. Самолеты развернулись над войсками и пошли на посадку.

Сначала приземлился один самолет. Взвилась красная ракета, и тогда рядом плавно сел второй. К самолетам побежали офицеры. Один из них — командир дивизии. Высокий, статный полковник. В новенькой гимнастерке, затянут ремнем, на ремне маленькая кобура с пистолетом. Три боевых ордена. Из самолета вышли люди. Все в комбинезонах.

— Э! Глядите, это же маршал Малиновский! — выкрикнул Колобов. — Он, ей-ей, он!

— Не мели, — осадил его сержант Котин. — Малиновский — маршал. Он где-нибудь на КП.

— И верно… И все же Малиновский. Он мне орден Славы вручал. А у меня память цепкая.

Пока сержант и ефрейтор спорили, командующий фронтом и полковник приблизились к машинам штаба. Сразу же разнеслась, размножилась, как эхо, команда:

— Становись!

Не прошло и двух-трех минут, как полки дивизии выстроились у дороги, образовав живой квадрат.

Маршал Малиновский вышел на середину в сопровождении командира дивизии и, повернувшись на месте направо, затем налево, слегка наклоняя голову, словно приветствуя строй, заговорил громко, четко произнося каждое слово: