—
— Конечно, президент СССР испытывал влияние со стороны различных деятелей. Особо доверял Яковлеву, Шеварднадзе. Одно время к нему были очень близки Болдин, Крючков. Политическая сфера всегда сопряжена с повышенным риском. Строго говоря, существует двойной портрет: Горбачев-политик, сочетание целого комплекса сложнейших понятий — «застой» и перестройка, развал Союза и распад КПСС, перестройка и ельцинские «реформы». Но мне интереснее Горбачев-человек со своими достоинствами и слабостями. За 17 лет (в его команде я работал с 1983 года; к тому же Раису Максимовну Горбачеву знал как Раю Титаренко, учился с ней на одном курсе в МГУ) мне не доводилось тесно общаться с генсеком. Не могу соперничать в подробностях с теми, кто находился в деловых контактах ежедневно. У каждого свои «живые свидетельства» и «свой Горбачев». Один — у Лигачева, другой — у Медведева, третий — у помощника Черняева…
Как и под чьим воздействием формируется или деформируется психология лидеров, особенно в нашей стране, определенно постичь вряд ли возможно. Одно ясно — атрофия самоконтроля, внутренней устойчивости происходит не без льстивого хора приближенных или стремящихся приблизиться. У Горбачева не было злобности, желания унизить. Он никогда никого не купал в реке, не стучал ложками по голове, не говорил, что «не так сидим»… У генсека было другое — поразительное равнодушие к людям. Тем, которые были дружественны, если хотите, преданны. Видимо, по его представлениям, во внимании они не нуждались. Сложно осмыслить и другое: стоило кому-нибудь стать в «оппозицию» (те же Шеварднадзе или Яковлев, к примеру), как он весь превращался во «внимание». Начинал заигрывать даже с теми, кто допускал прямые оскорбления. До сих пор это остается для меня уравнением со многими неизвестными.
—
— Очень верная мысль. Мои личные впечатления полностью совпадают с мнением знаменитого писателя. Об атмосфере, которая царила в ЦК в годы перестройки, говорят разное и не всегда объективно. Между прочим, Сталин, устраивавший жестокие чистки аппарата, публично пренебрежения к нему никогда не выказывал. Наоборот: кадры решают все.
—
— И Леонид Брежнев фильтровал кадры по принципу личной преданности. Окружал поддерживающими его лично — от «прогрессивного» Бовина до «консервативного» Трапезникова, от «идеолога» Голикова до хозяйственника Павлова… «Нелояльность» к первому лицу каралась сурово: двери ЦК захлопывались навсегда.
Горбачев самонадеянно пренебрег этой возможностью. Относительно КГБ. По косвенным признакам эта структура особых симпатий к генсеку не питала. А голодная, брошенная на произвол судьбы «реформируемая» армия была настроена весьма критически. Участвуя в работе пленумов ЦК, доводилось не раз слышать резкие оценки от высшего командного состава.
Интеллигенция, СМИ, кровно заинтересованные в гласности, свободе слова, другие общественные силы поддерживали Михаила Сергеевича только в начале перестройки. Примерно к 1990 году он потерял влияние окончательно. Его время оказалось исторически ограниченным еще по одной веской причине. Имею в виду разрушительный эмоциональный фактор. Международный авторитет для политика — вещь важная. Но товар этот скоропортящийся. Его нельзя настырно импортировать в свою страну.