Крушение лабиринта

Его полет опьянил его, кажется, не хуже вина! Вот интересно: всякое ли Искусство способно оказать на обладателя его подобное действие? Наверное – так и есть! И даже это сильней и глубже, чем может сделать вино. По-настоящему ты только тогда и бог, когда ты отдаешься занятию своему, любимому и чудесному. Блаженство и одновременно ясность сознания! Могущество мастерства… А я вот пока далек от совершенства зрелого бога. Я даже еще не понял, что именно должно представлять собой Искусство мое.

– Коварно это желание, – откликается, наконец, Тессий. – Я понял это, когда заметил, что восходящий путь представляет собой ступени. Пока взбираешься вверх, все время изменяется представление о том, сколько их еще до вершины. Ведь каждая ступень содержит иллюзию. Пока преодолеваешь отвесную ее часть, мерещится почему-то, что над головой уже только небо. А перевалил на террасу – видишь: нет, очередная стена отделяет тебя от оснеженного пика. И сердце повторяет ошибку, нянчит не основанное ни на чем чаяние: теперь тебе представляется последней вот эта, следующая ступень!

И Тессий прибавляет, чуть тише:

– Не знаю даже, хорошо это или плохо. Разочарованья болезненны, и однако… хватило ли б запала карабкаться, если бы каждый раз не стучало сердце: сейчас!… Вот еще немного!… Сейчас!…

Летучий со вниманием слушает своего друга.

И Селий понимает его, как это можно прочесть по изменениям выражения глаз Летучего и улыбке. Да, понимает и несмотря на то, что Селию самому не приходится никуда карабкаться – в силу особенности его Искусства. По крайней мере – в непосредственном смысле слова.

– Ты говоришь, – продолжает, между тем, Тессий, – такое восхождение влечет любого из нас? Скажи мне, почему же тогда я никого не встретил на сих террасах? Великие места! Незабываемый путь… и, однако, все это время я оставался с Престолом – наедине.

– Здесь можно только бывать, – отвечает летучий бог. – Краса высот несравненна, но она не отделима от холода. И чем высота блистательнее, тем ледяное ее дыханье более сказывается. Все расширяются горизонты, и облака остались внизу, и, наконец, вот она – кристальная конечная ясность, которой так алчет ум! Но здесь-то и обнаруживается, что сердце просит еще тепла. А непосредственно около самых высоких пиков не достает уже даже и просто воздуха для дыхания. Приходится возвращаться.

– Мы почитаем высоты прекраснейшими местами, – завершает тираду Селий, – но обосновываемся, как правило, на склонах Неприступного плоскогорья или где-нибудь в недоступных бухтах… Люди, которые поклоняются нам, – они верят, что боги обитают на уступах Престола. Что же, душой мы здесь…

Летучий ненадолго мрачнеет, но затем его лицо просветляется. И, более того, Тессий видит: в глаза его собеседника возвращается, почти, прежний блеск.

– Но существуют и исключения! Знаешь, где мы сейчас? Я припомнил, – и Селий ведет рукою, – ведь это все владенья Элейны. Носительницы, быть может, наиболее своенравного из Искусств! Она-то не противоречит себе…

– Мне кажется, – прерывает внезапно Тессий, приподнимая руку, – журчит родник! Звонкий… Почему же я сейчас только его услышал? Как раньше он укрывался от моего слуха, этот ручей… или, лучше сказать, поток?

И Тессий озирается вокруг с изумлением и даже некоторой тревогой.

Терраса, на которой они стоят, широка. И даже можно сказать, что она представляет собой небольшое плато. Между камнями скопилось довольно-таки значительное количество воды. И там и здесь можно видеть отблескивающую поверхность, подрагивающую под ветром. Наверное, сюда сбегают ручьи, когда на более высоких уступах солнечные лучи плавят снег.

Мгновения назад это были лужи, разбросанные повсюду, и даже маленькие озера, никак меж собой не связанные проливами.

Теперь же перед глазами Тессия бежит журчащий поток, неизвестно откуда взявшийся!

И делается он все мощней и шире… и скорость его течения увеличивается!

Поток становится бурным.

Его поверхность делается бугристой, словно у горной речки. Местами вздутия струй, обегающих крутой камень, напоминают очертания напрягшихся мышц. Растущие клинья пены указывают зарождающиеся стремнины… Вода неудержимо летит по новорожденному руслу и рокот ее становится оглушителен. К нему примешиваются постукиванья камней, стронутых со своих мест!

Но самое удивительное не это. Вдруг Тессий видит: бешеное течение замыкается, очерчивая среди пространства уступа, забитого валунами, неправильной формы круг!

Невероятная река-кольцо мчится перед взором богов!