— Был я шахтером — не понимал, был я политработником — не понимал. Ну, вот сейчас я глава партии и премьер и все не понимаю. Для кого же вы работаете?
Но Неизвестный продолжал:
— Никита Сергеевич, вы меня ругаете, как коммунист, вместе с тем есть коммунисты, которые поддерживают мое творчество, например Пикассо, Ренато Гуттузо. Им мои работы нравятся.
Хрущев хитро прищурился:
— А вас лично волнует, что они коммунисты?
— Да! — На самом деле ему хотелось бы сказать: «Мне плевать, мне важно, что они большие художники!»
Хрущев это почувствовал и продолжал:
— Ах, это вас волнует! Тогда пусть это вас не волнует, ваши работы не нравятся мне, а я в мире коммунист номер один.
Он постепенно взвинчивался и искал, как бы пообиднее объяснить, что это за скульптор, этот Эрнст Неизвестный. Наконец нашел и сам обрадовался:
— Ваше искусство похоже вот на что: если бы человек забрался в уборную, залез бы внутрь стульчака и оттуда, из стульчака, взирал бы на то, что над ним, ежели на стульчак кто-то сядет. На эту часть тела смотрит изнутри, из стульчака. Вот что такое ваше искусство. И вот ваша позиция, товарищ Неизвестный, вы в стульчаке сидите.
Свита опять с готовностью засмеялась. Потом Хрущев немного остыл и подытожил:
— Ну вот, мы вас тут, конечно, послушали, поговорили, но решать-то будет кто? Решать в нашей стране должен народ. А народ — это кто? Это партия. А партия кто? Это мы. Мы — партия. Значит, мы и будем решать, я вот буду решать[90]
.О посещении Хрущевым выставки газеты писали: «Во время ее осмотра Никита Сергеевич Хрущев, руководители партии и правительства высказали ряд принципиальных положений о высоком призвании советского изобразительного искусства, которое многообразными средствами должно правдиво отображать жизнь народа, вдохновлять людей на строительство коммунизма».
Моня Гендель, завсегдатай всех вернисажей и театральных премьер, был в тот день на выставке и, оттесняемый охраной, издали наблюдал спор Хрущева с Неизвестным. Он тут же сочинил и пустил в народ анекдот: «Хрущев осматривает выставку картин авангардистов в Манеже, спрашивает:
— Это что за дурацкий квадрат с красными точками вокруг?
— Это символизирует советский завод и спешащих на работу трудящихся.
— А это что за дорога, измазанная зеленым и желтым?
— Это колхоз, в котором созревает кукуруза.
— А что это за синяя уродина?
— Это картина „Обнаженная“ художника Фалька.
— Кто же на такую обнаженную Вальку захочет залезть?
— А это что за жопа с ушами?
— Это не картина, это зеркало, Никита Сергеевич».
Узнав от Мони про спор на выставке, Алеша написал:
* * *
Истинное отношение молодых людей к происходящему выразила в своем письме Хрущеву студентка Московского университета Щеголькова:
55. Горечь рокового часа Семена Гинзбурга
Семен Гинзбург всегда был хорошо организованным человеком, когда дело касалось работы, но привык, что дома им руководила Августа. Переехав в Кокчетав, он забывал принимать лекарства по расписанию, как обещал ей. Новая работа часто отвлекала его, то длинные заседания в совнархозе и обкоме партии, то утомительные и неудобные поездки по совхозам в районах. Его угнетало, что его большой организационный опыт в строительстве был ему теперь абсолютно не нужен. Впервые в жизни он не имел ясного представления, что делать по организации работы совнархоза для поднятия целины, зачем вообще Хрущев послал его сюда.