Крушение надежд

— Какая я общественница? Мне сказали идти, я и пошла… — Лиля даже смутилась.

Евсей снисходительно объяснил:

— И мы не своей волей плетемся, партийные боссы пригнали сюда, чтобы ума набирались.

Все сдержанно хохотнули, Лиля тоже улыбнулась, а Евсей нежно взял ее под руку.

На митинге выступали активные коммунисты, перечисляли, как много Ленин сделал для медицины, за пять лет своего правления он подписал двести декретов по вопросам здравоохранения. В толпе вяло слушали, многим было наплевать, иронический шепот Глинского комментировал Лиле на ухо:

— Нашли, кого благодарить! Он же все здравоохранение разрушил, поставил с ног на голову, национализировал больницы, при нем и зародилась наша сегодняшняя бестолковая социализированная медицина.

После патетических докладов из толпы бережно вывели старушку и объявили:

— Слово имеет Анна Тихоновна, наша гордость, это она ухаживала за Лениным в дни его пребывания в больнице. Это ей он написал записку с распоряжением помочь материально.

За сорок лет после смерти Ленина старенькая медицинская сестра создала в своих рассказах образ Ленина, приближавшийся к чуду явления Христа. Она сама уверовала в это чудо и рассказывала, плача от умиления, как он приехал, как страдал от ран, как всем врачам и сестрам говорил ласковые слова, забывая от любви к ним про свои боли. Закончила она почти истерическим срывающимся выкриком:

— Мы все должны быть верны памяти нашего незабвенного Владимира Ильича, лучшего друга советских медиков? Я счастлива, что судьба моя была увидеть великого Ленина!

В лет момент ее подхватили под руки, чтоб не упала от слабости. Глинский прошептал:

— Ишь ты, она Ленина видела? Хотите анекдот? Молодые женщины во всем мире любят старых мужчин: в Америке — потому что они богатые, во Франции — потопу что они опытны в любви; а в России — потому что они Ленина видели.

Лиля сдержанно засмеялась. Она присела на край стула, из-под короткой полы халата виднелись ее сдвинутые колени. Глинский немедленно на них уставился, она заметила его взгляд, но колен не прикрыла, знала, что у нее красивые ноги и мужчины заглядываются на ее колени.

На обратном пути он пошел вплотную к ней, все время отвлекая ее внимание от остальных. Миша Равикович разглагольствовал:

— Операцию Ленину делали, а кто ее делал, этого не упоминают. Оперировал его немецкий хирург Борхард, которого вызвали для этого из Германии. И инструменты он привез немецкие, даже хирургические перчатки. А своему хирургу не доверили.

Лиля заинтересовалась:

— Почему не доверили?

Глинский обнял ее за талию, притянул к себе, приблизил лицо к ее уху:

— По секрету: боялись, наверное, что свой может его зарезать. Только ты никому не говори.

Лиля поразилась такому слишком смелому жесту и переходу на «ты»:

— А вы откуда знаете?

— Я многое знаю. Могу рассказать, только с глазу на глаз.

* * *

Через несколько дней Глинский после работы дождался Лилю возле ворот больницы:

— Лиля, могу подвезти тебя домой, моя машина в переулке за углом.

Лиля опять поразилась его настойчивости, на этот раз она сочеталась с любезностью:

— Спасибо, я на трамвае доеду.

Он пошел рядом, взял ее под руку и почти насильно подвел к машине, похвастался:

— Новенькая, недавно купил. Хочешь покататься?

— Только недолго, мне скоро домой надо.

Он ловко вел машину и по дороге дружески болтал:

— Зачем тебе домой торопиться, ревнивый муж ждет?

Она отвернулась и неохотно сказала:

— Мужа я оставила в Албании.

Его это как будто обрадовало:

— Вот и покатаемся.

По Ленинградскому шоссе они выехали за город, он часто поглядывал на нее и болтал, откровенничая:

— Мне недолго осталось работать в Боткинской, я скоро уеду — получил кафедру.

— Да? Я очень рада за тебя. Поздравляю! Где будет твоя кафедра?

Евсей презрительно ухмыльнулся и процедил с сарказмом:

— Кафедра где? В Саранске, в столице Мордовии. Слыхала про такой городишко?

Лиля с удивлением подняла брови, покосилась на него, а он продолжал:

— Я знаю, что ты думаешь, дурак, мол, Евсей. А на самом деле дурак не я, а вокруг меня полно дураков. Знаешь, сколько у меня печатных научных статей? Сотни. Я лучший специалист по электрокардиографии, мог бы заведовать кафедрой и в Москве. Но дураки не дают мне ходу, потому что я еврей и беспартийный. Меня всегда считали лучшим учеником профессора Вовси. Когда он умер, я ждал, что мне дадут его кафедру. Но взяли партийного русского со стороны, никому неизвестного. Ну а в Саранске как раз недавно организовали медицинский факультет. Я обозлился на московских сволочей и подал документы туда. Мне прислали бумагу, что я прошел по конкурсу, взяли, хотя я остался беспартийным евреем. В провинции специалисты нужней. Знаешь, я тебе по-дружески скажу, это большой компромисс с моей стороны, я мог бы еще подождать, но мне надоело быть в зависимости от ничтожеств.