Крушение России. 1917

Кроме того, сама тема была изрядно дискредитирована еще в предреволюционные годы, когда тема «жидомасонского заговора» была исключительно популярна в черносотенной журналистике, а затем была творчески развита в правонационалистической литературе. Известный эмигрантский историк Борис Николаевский замечал, что в подобного рода литературе «крупицы правды так безнадежно тонут в огромной массе злостной лжи и бредовых измышлений столь специфического характера, что вся она в целом только отталкивает беспристрастного читателя, вызывая у него, в качестве первой и более чем естественной реакции, желание как можно дальше отойти от этой темы, вокруг которой переплелись так много нечистых и нечестных интересов»[775]. В Советском Союзе тема масонства в революции резко всплыла и почти сразу была дискредитирована в 1970-е годы с выходом книги очень плодовитого историка Николая Яковлева «1 августа 1914 года», где стала одной из центральных[776]. Как выяснилось, в основу книги легли любезно предоставленные автору архивные фонды КГБ, что дало очевидную достоверность в глазах одних: где еще могут храниться сведения о масонах, кроме как в архивах спецслужб. И вызвало полное отторжение у других, полагавших, что руками Яковлева была осуществлена очередная комитетская провокация Юрия Андропова и Филиппа Бобкова. Кроме того, авторитетные советские историки — академик Исаак Минц, Евгений Черменский — обвинили Яковлева в стремлении (вслед за эмигрантским автором Георгием Катковым) возродить старый миф черносотенцев о масонах как организаторах русской революции, чтобы опорочить все освободительное движение[777]. Масонская тема до сих пор отвергается рядом серьезных отечественных историков (например, Поликарповым), полагающих, что в ее освещении господствует «авантюрно-опереточная стилистика, привлекательная для любителей остросюжетной дешевки и удобная для пропаганды черносотенства»[778].

Среди серьезных ученых первым о роли масонов в революции заговорил Сергей Мельгунов в 1931 году, знавший о них «уже потому, что меня туда звали». Он был информирован: «Под внешним масонским флагом хотели достигнуть того политического объединения, которое никогда не давалось русской общественности… Мне кажется, что масонская ячейка и была связующим как бы звеном между отдельными группами «заговорщиков» — той закулисной дирижерской палочкой, которая пыталась управлять событиями»[779]. Но даже Мельгунов, самый скрупулезный историк революции, по косточкам разбиравший каждый факт из жизни любой особы или организации, в этом вопросе (в предисловии в первому французскому изданию своей нашумевшей книги «На путях к дворцовому перевороту») как будто спотыкался: «Мы видим несомненную связь между заговорщицкой деятельностью и русским масонством времен мировой войны. Но здесь передо мной табу уже по масонской линии. Современнику очень щекотливо раскрывать чужие тайны»[780]. Впрочем, и самому Мельгунову, как уверяла Кускова, «почти ничего не известно».

Львиную долю сведений о масонах долгое время представляли их переписка, кулуарные интервью, обрывки в мемуарах. Многое поведали некоторые видные масоны историку Борису Николаевскому. Первые документы были опубликованы в середине 1960-х в Лондоне Борисом Элькиным, получивший доступ к архиву «Великого Востока Франции», куда для официальной регистрации подавались списки возникавших в России лож. С эмигрантскими масонскими архивами, как бы обрывочны они ни были, работали писательница Нина Берберова, историк Серков, вышли истории масонства, написанные самими масонами — Кандауровым, Бурышкиным. Стали доступны материалы царского Департамента полиции, следственные дела советских спецслужб. За рубежом и в России появились серьезные научные исследования. Сегодня даже академические энциклопедии и биографические словари с достаточной долей уверенности относят исторических персонажей к тем или иным известным ложам. Тайна раскрылась. Хотя явно далеко не вся и далеко не в точном виде. Но о чем вообще мы знаем точно?

Появление ордена масонов, или вольных каменщиков, относится к Средним векам, когда в Западной Европе возникла потребность в организации, передающей из поколения в поколение секреты строительства огромных готических соборов и дворцов. Бог у членов этой организации получил титул Великого Архитектора и Великого Строителя, а молоток, угольник, циркуль и другие инструменты каменщиков стали их символами. Интересы масонов, к которым присоединялись люди разных сословий, в том числе — и высших, росли от строительства прекрасных зданий к строительству истинных форм жизни, они становились продолжателями дела Господа на земле.