Крушение России. 1917

Мнение о Германии как главном творце русской революции высказывали многие ее современники. «Немцы были единственным народом в Европе, который знал Россию. Они знали Россию лучше, чем сами русские. Они давно знали, что царский режим, со всеми его недостатками, только и мог продлить сопротивление, которое оказывала им Россия. Они знали, что после падения монархии Россия будет в их полном распоряжении. И они не останавливались ни перед чем, чтобы ускорить это падение»[1029], — был уверен Пьер Жильяр. «Не будь за спиной у Ленина всей материальной и технической мощи германского аппарата пропаганды и разведки, ему никогда, конечно, не удалось бы взорвать Россию»[1030], — вторит ему Керенский.

Проведение подрывной деятельности против России, как против Великобритании и Франции, составляло важную часть программы действий руководства Центральных держав с самого начала войны. «Неужели Германия не должна была прибегнуть к этому могучему средству борьбы, действие которого она ежедневно испытывала на себе? Неужели не надо было подтачивать моральные устои неприятельских народов, как это, к сожалению, так успешно делал с нами наш противник?»[1031] — вопрошал генерал Людендорф.

Впрочем, такая работа началась еще задолго до войны. Ее концептуальные основы были заложены в работах многих поколений немецких геополитиков, этнологов, историков, которых грели идеи расчленения Российской империи. Накануне Первой мировой войны в немецкой стратегической мысли были представлены пять основных направлений, ни одно из которых не было однозначно доминирующими[1032].

Экспансионисты вдохновлялись идеей «Дранг нах остен» — завоевания жизненного пространства на Востоке, не ограничивая его географически. Наиболее динамичной силой в этой группировке выступали пангерманисты, объединявшиеся вокруг партии Отечества, а также влиятельные военные круги.

Многочисленные сторонники идеи «Срединной Европы» (главный идеолог — Фридрих Науман) высказывались за экономическое сообщество на основе таможенного союза Германии и Австро-Венгрии с присоединением в последующем большинства средних и мелких государств Европы, включая и части Российской империи. Имелось в виду привести под немецкое влияние независимую Польшу а также украинские территории, контролируемые Веной. Концепция «Срединной Европы» как идея укрепления и расширения немецкого культурного и государственного влияния, немецкого «духа и порядка» на славянские народы имела сторонников и в Австро-Венгрии, где ее развивали Гарольд Штайнакер, Раймунд Кайндль, Рихард фон Кралик[1033].

Разновидностью концепции «Срединной Европы» являлась «польская концепция», пропагандистом которой был ведущий эксперт рейха по Востоку в начале войны Богдан фон Гуттен-Чапски, прусский аристократ польского происхождения. Он предлагал сосредоточиться на отколе от России Польши и восстановлении ее государственности в «исторических границах», что должно было включать также Литву, значительные территории Белоруссии и Украины.

Исключительно влиятельным было идейное течение «Восточная Европа», в котором тон задавали признанный знаток России теолог и издатель Пауль Рорбахер, немец из Лифляндии, прекрасно владевший русским языком, а также его учитель Теодор Шиман. Они доказывали, что наша страна была искусственным конгломератом разных народов, имеющих право на самостоятельное существование, и призывали добиваться независимости не только Польши, но и Финляндии, Украины. На прибалтийских землях предлагалось создать Балтикум, который бы стал местом немецкой колонизации, в том числе и из России.

Наконец, последним было «русское направление» (главный теоретик — историк и депутат Рейхстага Отто Хецш), представители которого уверяли, что интересам Германии отвечает территориальная целостность России, которая могла бы стать для Берлина самым важным европейским партнером. Стоит ли говорить, что накануне войны позиции русофилов устремились к нулю.

Однако вплоть до начала военных действий Германия проявляла известную осторожность в выражении антироссийских чувств на официальном уровне. Вильгельм II стремился поддерживать, по крайней мере, видимость дружеских отношений с русским коллегой. Как напишет Вильгельм в мемуарах, «по отношению к царю Николаю II я делал все возможное, чтобы восстановить традиционную дружбу между Германией и Россией, к чему, кроме соображений политического характера, меня побуждало обещание, данное мной моему деду на его смертном одре»[1034].

Вена же обязательствами морального свойства себя связанной не чувствовала. Она достаточно откровенно поддерживала сепаратистские движения в России, о чем речь частично уже шла в предыдущей главе. Стоит также напомнить, что именно на австро-венгерской территории в предвоенные годы жили и творили Ленин, Троцкий, один из ведущих теоретиков социал-демократии Рязанов (Гольдендах) и другие.