Крушение России. 1917

Императрица была крайне оскорблена скандалом вокруг нее и Распутина. «Ее моральная чистота, ее понятие о престиже Царской власти и неприкосновенности ореола ее неизбежно влекли ее к тому, чтобы отнестись к этому не иначе, как с чувством величайшей остроты и даже обиды, — свидетельствовал Коковцов. — На ее верование в то, что каждому дано искать помощи от Бога там, где он может ее найти, на ее искание утешения в величайшем горе, которое постигло Государя и ее в неизлечимой болезни их Наследника, их единственного сына и продолжателя династии, на их надежду найти исцеление в чуде доступном только Богу, там, где наука открыто бессильна, — совершено, по ее понятию, самое грубое нападение, и святость их домашнего очага сделалась предметом пересуд печати и думской трибуны»[1273]. Своим либеральным хулителям она отвечала полной взаимностью. «Гучков очень болен; желаю ему отправиться на тот свет, ради блага твоего и всей России, — поэтому мое пожелание не греховно», — писала Александра мужу в начале 1916 года. В деятельности Земгора и ВПК она особого проку не видела, с большой ревностью относилась к их восхвалению в прессе и общественных кругах. «Ты не должен больше выражать им свою благодарность, нужно под каким-нибудь предлогом теперь же опубликовать сведения относительно всего, что ими делается и, главным образом, то, что ты, т. е. правительство, даете им средства, а они свободно растрачивают их — это твои деньги, а не их собственные»[1274], — не без оснований возмущалась императрица.

Какова была ее действительная роль в подборе и расстановке кадров, действительно ли она (а через нее Распутин) тасовали министерскую колоду? То, что Александра Федоровна постоянно крутила в голове и на бумаге кадровую колоду, сомнений никаких нет. В ее переписке с супругом мелькают десятки, если не сотни имен. И она откровенно говорит о причинах кадровых затруднений, главная из которых — низкое качество элиты. «Нет настоящих «джентльменов», — вот в чем беда — ни у кого нет приличного воспитания, внутреннего развития и принципов, — на которых можно было бы положиться»[1275]. Она вмешалась в конфликт между Горемыкиным и либеральными министрами на стороне премьера, заявив, что «лучше сменить бастующих министров, а не председателя, который еще великолепно будет служить, если ему в сотрудники дадут приличных, честных и благонамеренных людей»[1276]. Ей явно не импонировал великий князь Николай Николаевич и то, как он исполнял обязанности Верховного. И здесь ее взгляды совпадали с мнением Распутина (или наоборот).

Критерий отношения к «старцу» был очень важным в ее оценке того или иного политика. Вот как она делилась с мужем размышлениями по поводу возможного главы Синода: «Арсеньев из М. вопил против нашего Друга. Рогозин ненавидит нашего Друга. Кн. Урусов (я его не знаю) — знаком с нашим Другом, — о нем очень хорошо отзываются. У меня голова болит от охоты за людьми[1277]». Духовное ведомство и МВД, с которыми у Распутина случались наибольшие проблемы, вызывали интерес и императрицы, тогда как в дела, например, военного ведомства она практически не вмешивалась. Как не влияла она ни в малейшей степени на десятки назначений губернаторов, товарищей министров и так далее.

Многих людей Николай назначал и увольнял вопреки воле своей жены или мнению Распутина. Последний категорически был против увольнения Саблера; лоббировали на место Поливанова генерала Иванова, а вовсе не Шуваева; возражал против принятия Штюрмером портфеля министра иностранных дел. Были кандидатуры — например, главы МВД Хвостова, — которые Александра Федоровна была вынуждена проталкивать месяцами.

Ну а каков же вклад самого Распутина в формирование органов власти? Это вопрос считаемый. Биограф Николая II Александр Боханов насчитал 11 человек, которых современники и исследователи называли ставленниками Друга. «Из всех… одиннадцати человек, помимо Тобольского губернатора, к разряду распутинских выдвиженцев, да и то с оговорками, можно отнести лишь князя Н. Д. Жевахова и Н. П. Раева. Остальные в разной степени стремились управлять влиянием самого Распутина и конечно же не были пешкой в его руках»[1278]. Действительно все те, кому приписывалась (а порой и реально осуществлялась) протекция Распутина — Штюрмер, Хвостов, Протопопов, Шаховской — были состоявшимися и опытными политиками, которым, наоборот, не составляло большого труда сделать Распутина своей пешкой. Ясно, кто и кого использовал в своих целях.