Крушение России. 1917

Остаток —812 985 р. 34 к.

Отсюда громадные суммы пошли на мои склады в Москву, Харьков, Винницу, Тифлис на мои шесть поездов-складов, на санитарные поезда и т. д.»[1291].

Уникальный случай в истории: в течение трех лет императрица и ее старшие дочери прослужили сестрами милосердия. Причем отнюдь не декоративными. Они получили медицинское образование под руководством хирурга Дворцового лазарета Веры Гедройц, которая ежедневно приезжала для чтения лекций в Александровский дворец и проводила практические занятия в операционной. «Мне часто приходилось ездить вместе и при всех осмотрах отмечать серьезное, вдумчивое отношение всех Трех к делу милосердия. Оно было именно глубокое, они не играли в сестер, как это мне потом приходилось неоднократно видеть у многих светских дам, именно были ими в лучшем значении этого слова»[1292], — записала в дневнике Гедройц, прозванная в царской семье «княжной». 6 ноября 1914 года Александра Федоровна вместе с великими княжнами Ольгой и Татьяной сдали экзамены в Общине Красного Креста и получили свидетельства на звание сестер милосердия. Практически каждый день они появлялись в Дворцовом лазарете, как явствует из их переписки с мужем и отцом, причем явно не на экскурсии.

Вот одно из первых писем царицы после получения диплома медсестры: «…В 5 1/4 нам предстоит ампутация (взамен лекции) в большом лазарете. Сегодня утром мы присутствовали (я, по обыкновению, помогаю подавать инструменты, Ольга продевала нитки в иголки) при нашей первой большой ампутации (рука была отнята у самого плеча). Затем мы занимались перевязками (в нашем маленьком лазарете), а позже очень сложные перевязки в большом лазарете. Мне пришлось перевязывать несчастных с ужасными ранами… они едва ли останутся мужчинами в будущем, так все пронизано пулями, быть может, придется все отрезать, так все почернело, но я надеюсь спасти, — страшно смотреть, — я все прочистила, помазала иодином, покрыла вазелином, подвязала, — все это вышло вполне удачно, — мне приятнее делать подобные вещи под руководством врача. Я сделала три подобные перевязки»[1293]. И так три года подряд. Августейшие медсестры работали, а не отбывали номер. Правда, это мало кто оценил. Даже в народе. Свидетельство Спиридовича: «Царица, начав ухаживать за больными и ранеными, утратила в их глазах царственность, снизошла до степени простой «сестрицы», а то и просто госпитальной прислужницы. Все опростилось, снизилось, а при клевете и опошлилось. Это было большой ошибкой… Императрице больше шла горностаевая мантия, чем платье сестры милосердия, о чем не раз высказывала царице умная госпожа Лохтина. Но Их Величества, забывая жестокую реальность, желали жить по-евангельски»[1294]. В военной России медицинская сестра часто олицетворялась с развратом, с «тыловым свинством», и соответствующие слухи об императрице и ее дочерях («для разврата настроили лазареты и их объезжают») не заставили себя ждать[1295].

О сильно преувеличенном представлении о «пораженчестве» императрицы говорит ее реакция на русские победы, которая была неизменно восторженной. Например, вот что она писала Николаю в первые дни Брусиловского прорыва: «Это такое счастье и такая награда за весь твой тяжкий труд и терпение! Мне кажется, что как будто мы снова начинаем войну, — да ниспошлет Господь свое благословение, и — только бы все оказались на высоте настойчивости и предусмотрительности. В лазарете… радостно прокричали ура, — они стремятся поскорее вернуться на фронт, чтобы присоединиться к своим товарищам… Я рада, что Бэби переживает эти дни вместе с тобой — такие великие моменты остаются в душе на всю жизнь! Я бесконечно счастлива за тебя, мой ангел»[1296].

Императрица Александра Федоровна не была предательницей.

Но, может, ветры измены врывались через Распутина и его прямое воздействие на правительство, через Штюрмера, Протопопова? Эта линия разоблачения немецкого заговора исходила из двух презумпций. Все правые изначально были германофилами и противниками Англии и Франции и активно возражали против начала войны. А вокруг Распутина вражеская разведка просто не могла не раскинуть свои сети. Презумпции были ложными.