Крушение России. 1917

После революции сами заговорщики уверяли, что у них просто не хватило времени, народные массы их опередили. Историки в массе своей считают, что переворот планировался, но ничего серьезного подготовить так и не удалось. Спиридович давал свое объяснение: «Правда в том, что Гучков не нашел среди офицеров людей, соглашавшихся идти на цареубийство»[1534]. Скорее, это действительно так.

Тихий дворцовый переворот не удался, потому что он получился громким, с задействованием масс, к чему, как мы еще увидим, заговорщики тоже приложили руку. Впрочем, а кто сказал, что он не удался? Николай II отречется на железнодорожной станции по пути из Ставки в Царское Село в планируемые сроки — 2 марта 1917 года. Ключевую роль в этом драматическим эпизоде русской истории сыграют генералы Алексеев и Рузский, спикер Родзянко, а акт отречения примет не кто иной, как Александр Гучков…

Почему Николай не пресек на корню всю эту деятельность, которая далеко выходила за рамки просто оппозиционности? Жандармский генерал Заварзин утверждал, что здесь сказался недостаток информации, поскольку Протопопов, «составляя верноподданнические доклады из сведений, поступавших со всей империи, весьма смягчал положение, почему в высших сферах и царил изумительный оптимизм»[1535]. Не согласен с таким объяснением. Департамент полиции знал очень много.

В одной из его январских записок был зафиксирован «резко намечающийся за последние дни яркий авантюризм наших доморощенных «Юань-Шикаев» в лице А. И. Гучкова, Коновалова, князя Львова и некоторых других «загадочных представителей общественности», стремящихся, не разбирая средств и способов, использовать могущие неожиданно вспыхнуть «события» в своих личных видах и целях»[1536]. Далеко не случайно проводилась аналогия с Юань Шикаем. Этот опытный китайский царедворец и командующий наиболее дееспособными частями армии во время политического кризиса 1898 года подверг императора домашнему аресту и казнил без суда и следствия всю его реформаторскую правительственную команду. В обзоре, подготовленном 26 января 1917 года, утверждалось, что Гучков, Львов, Коновалов, Третьяков считают себя законными наследниками существующей власти, ведут за собой могучий класс промышленников и опираются «на исключительные симпатии действующей армии». Поскольку массовые волнения маловероятны, то все надежды они возлагают на осуществление «в самом ближайшем будущем дворцового переворота»[1537].

Царь был хорошо информирован, по крайней мере, о значительной части заговорщических планов, и его супруга — ничуть не хуже. 14 декабря 1916 года она с полным знанием дела писала Николаю: «Спокойно и с чистой совестью перед всей Россией я бы сослала Львова в Сибирь (так делалось и за гораздо менее важные проступки)… Милюкова, Гучкова и Поливанова — тоже в Сибирь. Теперь война, и в такое время внутренняя война есть высшая измена. Отчего ты не смотришь на это дело так, я, право, не могу понять. Я только женщина, но душа и мозг говорят мне, что это было бы спасением России — они грешат гораздо больше, чем это когда-либо делали Сухомлиновы. Запрети Брусилову и пр., когда они явятся, касаться каких бы то ни было политических вопросов… Дорогой мой, свет моей жизни, если бы ты встретил врага в битве, ты бы никогда не дрогнул и шел бы вперед, как лев! Будь же им и теперь в битве против маленькой кучки злодеев и республиканцев! Будь властелином, и все преклонятся перед тобой!»[1538]. Но Николай II не согласился с супругой, и, вполне возможно, в этом и заключалась одна из его самых фатальных ошибок. Николай не арестовал и не сослал заговорщиков.

Он не считал необходимым вступать в открытый конфликт с лидерами «общественности», которые сами находились с ним в непримиримом конфликте. Но, главное, он не верил в измену высших военачальников, которых давно знал как профессионалов и патриотов, а, тем более, в тяжелое военное время. Император верил в честь, долг и верность присяге. К несчастью, для многих уставших от войны и прислушивавшихся к оппозиционным политикам генералов эти слова уже становились пустым звуком.

Оппозиция спешила, потому что боялась усиления позиций императора в случае ожидавшихся военных побед. Верхушку армии она, напротив, убеждала в невозможности побед без смены режима. Именно под влиянием политиков, считавшихся влиятельными, авторитетными, способными перехватить власть, часть высшего генералитета стала склоняться к мысли о возможности сыграть самостоятельную политическую роль и произвести необходимые перемены во власти. Они сочли, что вполне обойдутся без Николая II, который, как им казалось, только мешал довести войну до победного конца, что ведущие оппозиционные политики — Гучков, Милюков — да и сами генералы — самостоятельные государственные величины, которым под силу удержать в своих руках махину российской государственности. Но они вовсе не были таковыми.