Крушение России. 1917

В литературе в числе заговорщиков называется и имя генерал-лейтенанта Лавра Корнилова, командовавшего XXV армейским корпусом. Сам он свое участие отрицал, но его имя фигурировало в составленном Гучковым списке отмеченных доверием Думы[1518]. Это доверие распространялось настолько широко, что именно Корнилову будет доверено командование столичным гарнизоном сразу после Февральской революции.

Еще одной фигурой, которая считалась заговорщиками ключевой, был генерал-лейтенант Александр Крымов, командующий Уссурийской казачьей бригадой. Не думаю, что император был с ним хорошо знаком — фамилии Крымова не найти ни в переписке с супругой, ни в личных дневниках, — зато его хорошо знали в кружке Гучкова, в Военной ложе, в думских кругах и в Ставке. «Человек большого роста и грузной комплекции; говорят, очень умный, дельный и ловкий, — записал Лемке. — Алексеев относится к нему очень тепло и долго с ним беседовал у себя в кабинете»[1519]. По иронии судьбы, Крымов сыграет большую роль не в заговоре Гучкова и компании против Николая II, а в неудавшемся заговоре Корнилова в августе 1917 года, после которого покончит с собой. Тогда-то Терещенко впервые даст откровенное интервью: «Я не могу не вспомнить последних месяцев пред революцией, когда генерал Крымов оказался тем единственным генералом, который из великой любви к родине не побоялся вступить в ряды той небольшой группы лиц, которая решилась сделать государственный переворот… Генерал Крымов неоднократно приезжал в Петербург и пытался убедить сомневающихся, что больше медлить нельзя»[1520].

Один из таких приездов — в начале января 1917 года — зафиксировал в своих мемуарах Родзянко. Председатель Думы в предреволюционные месяцы явно оказывался в центре всех заговорщических акций, хотя позднее, в мемуарный период, все это решительным образом отрицал. Руководитель Департамента полиции Васильев считал так: «Самую нелепую и достойную жалости роль играл в те судьбоносные дни Родзянко, председатель Думы. Он был загипнотизирован заманчивой перспективой стать президентом республики и вел себя как мальчик, который взялся за работу, не понимая смысла указаний и не имея необходимых сил, чтобы выполнить их»[1521]. Спикер Думы охотно предоставлял свои апартаменты для самых смелых собраний.

«С начала января приехал с фронта генерал Крымов и просил дать ему возможность неофициальным образом осветить членам Думы катастрофическое положение армии и ее настроения. У меня собрались многие из депутатов, членов Г. совета и членов Особого совещания. С волнением слушали доклад боевого генерала… Войне определенно мешают в тылу, и временные успехи сводятся к нулю. Закончил Крымов приблизительно такими словами:

— Настроение в армии такое, что все с радостью будут приветствовать известие о перевороте… Если вы решитесь на эту крайнюю меру, то мы вас поддержим. Очевидно, других средств нет…

Первым прервал молчание Шингарев:

— Генерал прав — переворот необходим… Но кто на него решится? Шидловский с озлоблением сказал:

— Щадить и жалеть его нечего, когда он губит Россию.

Многие из членов Думы соглашались с Шингаревым и Шидловским, поднялись шумные споры. Тут же были приведены слова Брусилова: «Если придется выбирать между царем и Россией — я пойду за Россией».

Самым неумолимым и резким был Терещенко, глубоко меня взволновавший. Я его оборвал и сказал:

— Вы не учитываете, что будет после отречения царя… Я никогда не пойду на переворот, я присягал… Если армия сможет добиться отречения — пусть она это сделает через своих начальников, а я до последней минуты буду действовать убеждением, но не насилием»[1522]. Как видим, против военного переворота Родзянко не возражал.

Увеличившуюся активность Гучкова и военных в предреволюционные недели фиксировали и другие современники и непосредственные участники событий. Некрасов даст показания на сей счет в НКВД СССР: «Незадолго до Февральской революции начались и росли связи с военными кругами. Была нащупана группа оппозиционных царскому правительству генералов и офицеров, сплотившихся вокруг А. И. Гучкова (Крымов, Маниковский и ряд других), — и с нею завязалась организационная связь»[1523]. Хорошо осведомлен о заговоре был и Керенский: «Зимой 1916/17 года Гучков уже не ограничивался размышлениями о восстании, а энергично занимался его подготовкой вместе с М. И. Терещенко, известным миллионером и филантропом, будущим министром иностранных дел Временного правительства. Чувствуя приближение непоправимой катастрофы, он, заручившись согласием генерала Крымова, будущего организатора Корниловского мятежа, разрабатывал план государственного переворота»[1524].