Крушение России. 1917

Конечно, император жадно ловил известия из Царского. Как вспоминал Мордвинов, во время вечернего чая, который накрыли, как всегда, в 10 вечера, в столовую вошли Фредерикс и Воейков. «Фредерикс приблизился к Государю и попросил разрешения доложить о чем-то срочном, полученном из Царского Села, — вспоминал Мордвинов. — Его Величество встал и вышел вместе с ним и Воейковым в соседнее зало, где доклад и переговоры продолжались довольно долго. Государь затем вернулся к нам один, он был, видимо, очень озабочен и вскоре удалился в свой кабинет, не сказав нам ни слова»[1985]. О содержании разговора министра императорского двора и дворцового коменданта с Николаем поведал Воейков. «В понедельник вечером по поручению Ее Величества ко мне позвонил (речь шла о телеграфном запросе — В. Н.) из Царского Села обер-гофмаршал граф Бенкендорф, передавший, что Государыня очень беспокоится за детей ввиду всего происходящего в столице и предлагает выехать с детьми навстречу Его Величеству. Кроме того, граф Бенкендорф мне сообщил, что основанием беспокойства Ее Величества явились сведения, полученные от военного министра генерала Беляева, так как ни с кем другим из членов правительства в данное время войти в контакт нельзя. По словам генерала Беляева, волнения в Петрограде настолько разрослись, что нужно опасаться движения революционной толпы из Петрограда в Царское Село… Когда я доложил Его Величеству содержание разговора с графом Бенкендорфом, Государь сказал: «Ни в коем случае… Больных детей вывозить поездом… ни за что»… Затем Государь добавил: «Передайте Бенкендорфу, чтобы он доложил Ее Величеству, что ввиду создавшегося положения я сам решил сейчас ехать в Царское Село, и сделайте распоряжения для отъезда»[1986].

Информация о том, кто и какие делал распоряжения и принимал решения по поводу возможного отъезда императорской семьи из Царского Села, запутанна. Граф Бенкендорф дает версию, почти полностью противоположную той, которую предложил Воейков. По словам Бенкендорфа, он предложил дворцовому коменданту «просить Императора отдать распоряжение об отъезде Императрицы и находящихся с нею детей, больных корью. В ответ Император распорядился, чтобы поезд был готов». Однако просил при этом не беспокоить Александру Федоровну до утра. Утром же следующего дня она приняла Бенкендорфа и Гротена и сказала, «что она ни в коем случае не согласна уезжать, не дождавшись Императора»[1987]. Баронесса Буксгевден подтверждает скорее версию о том, что против «эвакуации» из Царского возражала именно Александра. Фрейлина утверждала, что «вопрос о необходимости отъезда Императрицы из Царского Села обсуждался графом Бенкендорфом и полковником Гротеном», которые «так и не пришли ни к какому решению, поскольку им было известно, что сама Императрица не желает уезжать, а от Императора не поступало на этот счет никаких указаний». Самой же Буксгевден она сказала, «что отъезд был бы «похож на бегство», к тому же она опасалась перевозить своих детей, пока те находились в таком тяжелом состоянии»[1988].

Полагаю, императрица действительно 27 февраля не собиралась покидать Царское. По воспоминаниям очевидцев, в ней боролись отчаяние и надежда, но не было паники и ощущения конца. С фрейлиной Юлией (Лили) Ден она делилась: «Дела из рук вон плохи. Я только что видела полковника Гротена и генерала Ресина. Они сообщают, что Литовский полк взбунтовался, солдаты убили своих офицеров и оставили казармы. Их примеру последовал Волынский полк. Не могу этого понять. Никогда не поверю, что возможна революция. Ведь еще только вчера все заявляли, что ее не должно быть! Крестьяне любят нас… они обожают Алексея! Я уверена, что беспорядки происходят в одном лишь Петрограде». Александра Федоровна жадно искала информации из всех источников. «Императрица все еще не могла поверить полученным донесениям и выразила желание встретиться с великим князем Павлом Александровичем… Государыня попросила меня позвонить Линевичу, флигель-адъютанту Императора, и узнать у него, что происходит. Линевич командовал ротой конной артиллерии, расквартированной в Павловске, поэтому связаться с ним оказалось легко.

— Передайте Ее Императорскому Величеству, — заявил он, — что я нахожусь здесь вместе со своей ротой и что все будет в порядке»[1989]. Буксгевден подтверждала, что «обстановка в Царском Селе в целом продолжала оставаться спокойной. Императрица попросила своих фрейлин продолжать работу на складе (медицинском — В. Н.), стараясь тем самым избежать какой бы то ни было паники»[1990].

Великий князь Павел Александрович, командовавший всеми гвардейскими полками, в том числе и взбунтовавшимися, не появился, хотя жил в том же Царском. Его супруга княгиня Палей писала только, что информация о событиях в столице создавала ощущение, «что земля уходит у нас из-под ног», и поведала о разнесшейся вести, будто расквартированный в городе «пехоты 1-й окружной полк перешел на сторону восставших»[1991].