Крушение России. 1917

Поздно ночью начальник штаба Западного фронта Квецинский сообщил в Ставку о получении двух телеграмм. Одна — от Бубликова за подписью Родзянко, вторая — от Грекова. Сообщив о них в Ставку Лукомскому, он предложил изолировать фронты от подобного рода телеграмм. Лукомский ответил, что ограничения телеграфного сообщения вызовут только панику и замешательство. Первая телеграмма Ставке известна, «но она не страшна, ибо призывает к порядку». Второй — следовало ожидать, ибо нет сомнений, «что будут приняты все меры, чтобы не допустить в Петроград войска». Лукомский предлагал «принять все меры к тому, чтобы эшелоны следовали безостановочно»[2057].

На протяжении всего дня никаких серьезных проблем деятельность Грекова и Бубликова для продвижения войсковых эшелонов к Петрограду не вызвала. К концу суток из числа войск, отправленных с Северного фронта, три эшелона прошли Лугу, четыре находились между Лугой и Псковом, остальные между Псковом и Двинском. Из 15 эшелонов, отправленных с Западного фронта, 4 эшелона 2-го Донского казачьего полка прошли Полоцк, другие эшелоны этого и 2-го Павлодарского гусарского полка находились между Полоцком и Минском. Посадка всех войск в Минске закончилась, из Сенявки вышло 5 эшелонов, оставалось отправить два.

К концу дня 28 февраля у Алексеева стали появляться первые основания для надежд на достижение компромисса с восставшей столицей. И начштаверх немедленно поспешил уцепиться за возможность такого компромисса, тем самым поставив императора в совершенно безвыходную ситуацию. Ведь применение силы против бунта может быть только бескомпромиссным.

После капитуляции Беляева и Хабалова основным источником информации о происходившем в Питере для Ставки стал и.о. начальника морского Генерального штаба адмирал Капнист. Именно от него, судя по всему, в Могилеве впервые узнали о возникновении Временного комитета Государственной думы. «Положение к вечеру таково: мятежные войска овладели Выборгской (Стороной, всей частью города от Литейного до Смольного и оттуда по Суворовскому и Спасской, — писал Капнист в Ставку адмиралу Русину. — Сейчас сообщают о стрельбе на Петроградской стороне. Сеньорен-конвент Государственной думы, по просьбе делегатов от мятежников, избрал комитет для водворения порядка в столице и для сношения с учреждениями и лицами. Сомнительно, однако, чтобы бушующую толпу можно было бы успокоить… Морской министр болен инфлюэнцией, большая температура — 38, лежит, теперь ему лучше. Чувствуется полная анархия»[2058]. Однако вскоре — в 18 часов — из морского штаба поступило сообщение более оптимистичное и приоткрывавшее возможность выхода из положения: «Дума делает попытки собрать войска в казармы и подчинить их офицерам, но для этого ей необходимо опереться на какой-либо правительственный акт, который послужил бы началом успокоения». Таким актом Капнист считал назначение нового премьера, «заслуживающего общее доверие… Всякое промедление крайне опасно, потому что, с одной стороны, войска перепьются и исхулиганятся, и, во-вторых, может образоваться рабочая организация, которая поднимет социалистическое знамя и устранит Думу».

Еще одним важным источником информации из Петрограда стали телеграммы из посольств Италии и Франции военным представителям этих стран при Ставке — генералам Ромеи и Жанену. Хотя телеграммы были, как обычно, зашифрованы, в Могилеве их читать умели. Итальянский представитель, сообщая о переходе войск на сторону восставших и захвате тюрем, писал о составлении Временного правительства с участием Родзянко и Милюкова. А французский свидетельствовал: «Комитет из членов Думы непрерывно заседает и взял на себя управление делами»[2059].

Вот оно! В столице правительство, состоящее из друзей и соратников, которому присягают восставшие войска!