Крушение России. 1917

Ответ Брусилова не заставил себя ждать: «Прошу вас доложить Государю Императору мою верноподданнейшую просьбу, основанную на моей преданности и любви к родине и царскому престолу, что в данную минуту единственный исход, могущий спасти положение и дать возможность дальше бороться с внешним врагом, без чего Россия пропадет, — отказаться от престола в пользу Государя наследника цесаревича при регентстве великого князя Михаила Александровича». Брусилов проявлял гибкость, которая станет легендарной в годы его службы в Красной армии. Следующим отозвался с Кавказа великий князь Николай Николаевич, уже вновь примерявший на себя титул Верховного главнокомандующего, который Николай у него отнял в 1915 году: «Я как верноподданный считаю, по долгу присяги и по духу присяги, необходимым коленопреклоненно молить Ваше Императорское Величество спасти Россию и Вашего наследника, зная чувство святой любви Вашей к России и к нему».

Теперь и Эверту некуда отступать. «При сложившейся обстановке, не находя иного исхода, безгранично преданный Вашему Величеству верноподданный умоляет Ваше Величество во имя спасения Родины и династии принять решение, согласованное с заявлением председателя Государственной думы, выраженное им генерал-адъютанту Рузскому как единственно, видимо, способное прекратить революцию и спасти Россию от ужасов анархии», — передал главком Западного фронта.

Алексееву показалось, что полученных телеграмм достаточно, и не дожидаясь других ответов, он отправил все три в 14.30 в Псков, сопроводив собственным обращением к Николаю II: «Всеподданнейше докладываю эти телеграммы Вашему Императорскому Величеству, умоляю безотлагательно принять решение, которое Господь Бог внушит Вам; промедление грозит гибелью России. Пока армию удается спасти от проникновения болезни, охватившей Петроград, Москву, Кронштадт и другие города, но ручаться за дальнейшее сохранение воинской дисциплины нельзя. Прикосновение же армии к делу внутренней политики будет знаменовать неизбежный конец войны, позор России и развал ее. Ваше Императорское Величество горячо любите Родину и ради ее целости, независимости, ради достижения победы соизволите принять решение, которое может дать мирный и благополучный исход из создавшегося более чем тяжелого положения»[2248].

Чисто военной аргументации казалось мало. Параллельно продолжала нагнетаться тема опасности, нависшей над семьей, ее беззащитности в Царском и ее готовности договариваться с новой властью. Самому Алексееву подобные вещи было писать неудобно. Поэтому его помощник генерал Клембовский интересовался у генерала-квартирмейстера Северного фронта Болдырева, зная, что телеграмма ляжет на стол царя: «Известно ли Вам о прибытии сегодня конвоя Его Величества в полном составе в Государственную думу с разрешением своих офицеров и о просьбе депутатов конвоя арестовать тех офицеров, которые отказались принять участие «восстании? Известно ли также о желании Государыни императрицы переговорить с председателем исполнительного комитета Государственной думы и, наконец, о желании великого князя Кирилла Владимировича прибыть лично в Государственную думу, чтобы вступить в переговоры с исполнительным комитетом?»[2249].

Получив весь этот ворох телеграмм из Ставки, генерал Рузский стал собираться к царю. Уже вдогонку ему принесли ответ из Ясс от главкома Румынским фронтом Сахарова. Посвятив много слов «разбойничьей кучке людей, именуемых Государственной думой» и неспособности его души «мириться с возможностью осуществления гнусного предложения» об отставке, генерал все-таки резюмировал, что, «пожалуй, наиболее безболезненным выходом для страны и для сохранения возможности биться с внешним врагом является решение пойти навстречу уже высказанным условиям, дабы промедление не дало пищи к предъявлению дальнейших, еще гнуснейших притязаний»[2250]. Дольше других не отвечал командующий Черноморским флотом адмирал Колчак, который еще утром того дня приказывал «всем чинам Черноморского флота и вверенных мне сухопутных войск продолжать твердо и непоколебимо выполнять свой долг перед Государем Императором и Родиной»[2251]. Но и он поддержит отречение.

Почему же боевые генералы и адмиралы, даже не замешанные в заговоре, заняли такую позицию? Безусловно, свою роль сыграл авторитет Алексеева. Безусловно, как Николай Николаевич или Рузский, кто-то из них солидаризировался со всеми разговорами прогрессивной общественности о «черных силах». Но сыграло свою роль и полное отсутствие понимания того, что же происходило, на что обращал внимание Сергей Ольденбург: «Они верили, что в Петрограде — правительство Государственной думы, опирающееся на дисциплинированные полки; ради возможности продолжать внешнюю войну они хотели, прежде всего, избежать междоусобия. Они не знали, что движение происходит под красным флагом. Они верили, что в Петрограде есть с кем договариваться»[2252].

2(15) марта, четверг. Отречение в пользу Алексея