Круть (с разделением на главы)

^{TH Inc Confidential Inner Reference}

Ветрооплата

После резкого снижения мирового энергопотребления и отказа от ископаемых источников энергии перед сердобол-большевистским руководством встал вопрос о новых источниках ренты. Именно здесь и пригодилась доктрина ветрогенезиса. Сердобол-большевики потребовали от стран, занятых ветрогенерацией, «оплачивать ветер» (официально — делать отчисления на экологическую амортизацию сибирской тайги, где зарождаются все ветра). Ветрогенераторы злостных неплательщиков уничтожались из космоса (с этой целью сердобол-большевистскими хакерами была расконсервирована карбоновая орбитальная станция «Bernie» с ядерным лазером на борту). В экономическом смысле ветрооплата была не особо удачной попыткой придумать аналог карбонового петродоллара с привязкой к ветру вместо нефти («Деньги в современной экономике — это не товар, а просто ветер, который дует от слабых к сильным и уносит всё нажитое. Дует над всей планетой. Поэтому долг-<…>ёлг, проценты-<…>еценты никого не волнуют — важно, кто держит поляну. Ветер дует, и всё. Пиндосам сто лет все отстегивали чисто за ветер, а мы чем хуже? Лазер-то теперь у нас…» — из неофициальной стенограммы выступления генерала Судоплатонова перед руководством сердоболбольшевиков). Политическим следствием ветрооплаты стали климатические войны, в вялой форме продолжающиеся до сих пор.

— У вас в газетах об этом передовицы, — сказал Ломас. — Я полагал, вы иногда читаете.

— Нет, — ответил я, — не особо.

— А мне эти ветроколонии нравятся, — сказал Ломас. — Ветродеяние, надо же такое придумать. Нравственное преображение через жертвенность, смирение и кручение. Мы все тут в некотором смысле педали крутим. Покрутил лет триста, и смирился.

— Да, — согласился я. — Рано или поздно все смиряются. Правда, не всем разрешают помнить, с чем именно.

— Ну-ну, Маркус, не хнычьте. По ветроколониям ясность появилась?

Я поглядел на ровные ряды велосипедных рам между бараками.

— В целом да.

Ломас провел рукой над столом, и изображение погасло.

— Почему вы не показали колонию матери Люцилии? — спросил я.

— Пришлось бы рассказывать слишком много. А посвящать её в детали я пока не хочу.

— Почему?

— Чтобы не скомпрометировать корпорацию. Я хочу избежать конфликта интересов.

— Не понимаю. У зэков даже кукухи отбирают. Импланты в тюрьмах на спецрежиме. Какая может быть связь с корпорацией? Там же баночников нет. Или какой-то эстет с седьмого таера мотает там срок через зеркального секретаря?

— Я не об этом, — сказал Ломас. — Я говорю о конфликте своих интересов как епископа со своими интересами как адмирала.

— Ага… Понятно.

— Жду вас здесь завтра утром. Возможно, появится дополнительная информация.

— Откуда?

Ломас улыбнулся.

— Что должен сделать умный следователь, услышав слово «Ахилл»?

— Перечитать Илиаду?

— Нет, Маркус. Он должен проверить, есть ли в архиве секретные материалы, связанные с этим именем.

— За какой срок?

— Лет за пятьсот. Не беспокойтесь. Сеть этим уже занимается.

4

На следующее утро Ломас вызвал меня очень рано. Когда я вошёл в его кабинет и сел напротив, он бросил на стол папку с бумагами.

Открыв её, я увидел стопку жёлтых страниц. Это был машинописный отчёт на бланках военной разведки — видимо, точная симу-копия оригинала (я даже ощутил затхлый запах старой бумаги). На одном из листов стояла дата — май 1943 года.

— Что это? — спросил я.

— Донесение британского агента. Действовал в Турции двадцатого века под видом искателя истины.

— Были и такие?