Крутая волна

Если офицеры отчетливо представляли возможные последствия глупого решения барона, то матрос Шумов даже и не подозревал об этом.

Он попал в буй с четвертого выстрела.

— Молодец! Ей — богу, в нем есть не только приверженность к делу, а и талант, — сказал оарон Колчанову. — Как он служит?

— Выше всякой похвалы, — сообщил Колчанов. Он и в самом деле к Шумову не имел никаких претензий по службе, а тут еще матрос так выручил его после неудачной стрельбы первых орудий. И Колчанову захотелось подчеркнуть, что в этом успехе есть и его личная заслуга.

— Я с первого дня держу его под своим наблюдением. Не далее как вчера у нас с ним состоялся любопытный разговор…

И Колчанов почти дословно передал ночной разговор с Шумовым, однако не только утаил свои наблюдения об иронических интонациях, но даже, наоборот, подчеркнул, что при произнесении имени государя императора, голос у матроса дрожал от благородного волнения, а руки невольно вытягивались по швам.

— Тем более надо отметить это рвение и преданность, — сказал барон. — Назначить бы его унтер — офицером, да очень молод. Вот что: поручите- ка ему заведование корабельным арсеналом. Это и для него будет поощрением, и нам спокойнее. Времена сейчас довольно смутные, и лучше доверить хранение оружия человеку, преданному престолу, надежному в поступках и. суждениях.

Что касается суждений, то они у матроса Шумова были далеко не такими благонадежными, как показалось барону. Убеждения Гордея складывались как‑то незаметно, может быть, даже слишком медленно, потому что его воспитанием никто не занимался серьезно и долго. Что‑то он перенял от дяди Петра, чему‑то научил добрый указатель унтер — офицер Зимин, сейчас вот Заикин заметно влиял на него. Но главными его указателями были жизнь и его собственный ум — нетренированный, но пытливый от природы и аналитический по складу.

Каждый вечер, перед тем как заснуть, Гордей перебирал в памяти все, что видел и слышал за день, отсевал, как шелуху, незначительное, сохраняя лишь крупные зерна фактов, пропускал их сквозь хранилище прежних впечатлений и выстраивал в ряды собственных выводов.

В пестрой веренице проходивших перед ним людей он отчетливо выделил тех, кого называли социалистами. Они тоже были разные, но все одинаково в чем‑то сознательно ограничивали себя и в этом смысле были похожи на монахов из книжки, которую Гордей читал в детстве вместе с дядей Петром. Однако в самоотречении социалистов было что‑то привлекательное. Гордей понимал, что они стоят за людей бедных.

Сначала он думал, что мир делится только на богатых и бедных. Одни безропотно тянут тяжелый воз истории, а другие сидят на этом возу и только управляют. Но куда в таком случае пристроить унтер — офицера Карева? Поставить его коренником, запрячь в пристяжку или отвести роль бегущей у колеса собаки, беспрестанно лающей, но боящейся укусить за ноги? А кто такой дяденька Цезарь, что его объединяет с отцом, печником Вициным и с дядей Петром? Похоже, что и Заикин из этой же породы людей. Какова их роль?

Как‑то он спросил об этом Заикина. Был сырой ветреный вечер, они сидели на баке вдвоем, и Гордей рассказал о странной встрече с Цезарем в Петрограде.

— Чудно получается, он сам городской, видать, шибко образованный, мог бы работать учителем в гимназии или инженером. А вот знается с нашими, деревенскими. Что у него схожего с ними?

— Вероятно, общая цель.

— Какая?

— Свергнуть существующий строй, то есть царя.

— А дальше что? Кто же будет править?

— Сам народ, то есть рабочие и крестьяне.

— Ну а Цезарю‑то что до этого?

— Есть, брат, люди, которые борьбе за народную власть посвятили всю свою жизнь. Это профессиональные революционеры. Вероятно, и твой знакомый Цезарь тоже из таких. Между прочим, ты про него и про своего дядю тут никому не рассказывал?

— Нет, вам первому.

— Больше никому не говори. И вообще будь осторожнее в разговорах. Есть тут которые нюхают. Тот же Карев. Ну, этот весь на виду и потому не опасен. А вот минный офицер Поликарпов— этот похитрее. Любит посочувствовать матросу, вызывает на откровенность, а потом выдает. Бойся таких. Хотя в голове у тебя мусора еще много, но парень ты, видать, дельный, мыслишки у тебя верные есть. Но ты их при себе держи до поры до времени. Лучше простачком прикидывайся. Пусть считают хоть и глупым, но преданным. Им сейчас как раз такие нужнее всего. Тебе вот винтовки и револьверы хранить доверили, ты нам на этом месте во как нужен. — Заикин чиркнул ребром ладони по шее.

— Кому это нам? — настороженно спросил Гордей.

— Есть такие, — уклончиво ответил кочегар и увел разговор в другую сторону: — Слышал, что миноносцы в Рогокюль переводят?

— Нет.

— Через два дня уйдем. А у меня тут знакомые, я обещал к ним на той неделе зайти. Так вот есть у меня к тебе такая просьба. Ты завтра в город идешь, а меня не пускают. Зайдешь к моим знакомым?

— Можно. Мне все равно нечего делать в городе, просто так по земле пошататься хотел.

— Ладно, адресок я тебе завтра скажу.