Крутень

Разойдясь по домам, они долго не могли уснуть, только сейчас поняв, как близки были к смерти. Обернулся Клим вовремя, как будь то, почуял опасность. Он узнал в бросавшем Илью Панова. Но не стал говорить Рогозину, подозревая, что этот выпад к политике никакого отношения не имеет. Дома Клим не стал заходить в избу, булгачить семью, а сразу прошёл на сеновал. Он всегда там держал одеяло на всякий случай. Случаев таких хватало с лихвой, благо ночи стояли тёплые. Фёдору про недовольную жену он попросту соврал. Клавдия была баба покладистая и никогда Клима ни в чем не попрекала. У них была корова и, хоть и ладящая, но своя лошадёнка. С наделом он справлялся. Двое почти уже взрослых сыновей помогали ему, и пахать и сено заготавливать. Клава тоже ворочала за мужика, но всегда с песнями и прибаутками. Клим был доволен своей жизнью. Лишнего в доме не водилось, но на жизнь хватало. Его и председателем выбрали за то, что он вроде бы и бедняк, а с другой стороны справный хозяин и рассудительный. У него на все были объяснения, согласно текущему моменту. Устроившись на сеновале, он продолжал думать о сегодняшнем непокойном дне.

– Федька молод, горяч. Не понимает, что рано нам ярмо на шею одевать. Власть сама ещё не определилась, как хозяйство на деревне вести, а он хочет вперёд его коммуну создавать. Было бы из чего, не вопрос. Поддержки нет, своего тоже кот наплакал. Только разоримся вчистую и больше ничего. Правы мужики, буза пойдёт. Землю за собой застолбим, а там, как получится.

Мысли Клима прервал шорох внизу. Он поднял голову и нащупал в кармане наган. Заскрипела лестница. Кто-то осторожно поднимался на сеновал. Вот открылась дверь и в проёме показалась чья-то голова. Председатель снял предохранитель.

– Клим, ты здесь? – раздался голос жены.

– Фу ты, черт, чуть ведь не пристрелил, – у Клима от напряжения на лбу пот выступил, – ты чего по ночам шарахаешься?

Клава залезла на сеновал, закрыла дверцу и ощупью добралась до мужа. Она нырнула к нему под одеяло и обхватила Клима горячими руками.

– Тебя ни днём, ни ночью нет, стосковалась я, миленький по мужитской ласке, – залепетала Клава, – забыла уже какой и дух у тебя.

– Вот егоза, нашла момент, – довольный Клим обхватил жену и зарылся лицом в её волосы, ощупывая руками её упругое тело, – совсем как молодые.

– Так мы и не старые вовсе, а ласки так хочется, что и высказать не могу, – торопливо расстёгивая упрямые пуговки, зашептала жена.

Клим только чаще засопел и крепче сжал Клаву.

Под утро довольные и заспанные они слезли с сеновала, и зашли в избу. У печки уже вовсю хозяйничала дочка Даша. В свои семнадцать лет она могла легко справиться со всей бабьей работой. Сыновья ещё спали после ночной гулянки. Эти не сегодня – завтра сами обзаведутся семьями и отделятся от родителей. Даша посмотрела на мать, хихикнула и продолжила своё дело. А Клавдия с совершенно неуместной улыбкой прошла в свою комнату и стала приводить себя в порядок. Клим, заметив ухмылку дочери, смущённо откашлялся и уселся на приступок с кисетом в руке.

– Ты, Дашка была вчерась на пятаке? – спросил он у дочери.

– Была, – ответила Даша.

– А видела, как Илюха Панов в драку лез?

– И правильно лез. Этот Федька девок оскорбил. Мишка Дмитриев вступился, а Илья ему помочь хотел. Только Мишка драку не допустил и Федьку прогнал. Федька сам во всем виноват, много о себе думает. Форсу хоть отбавляй, а все не в дело.

– Так я и думал. Надо ему выговор влепить. Не умеешь держать себя, лучше не суйся, – подумал Клим, а вслух сказал, – а ты там себе хахаля не нашла ещё?

Даша вспыхнула, но тут же опустила глаза. Полные щеки с трогательными ямочками мигом заалели, даже уши стали красными. Отец весело засмеялся.

– Точно, угадал, ведь. И кто он таков, наш будущий зять?

– Отстань, тятя, нет у меня никого, – прошептала Даша.

– Борька Тараканов за ней увивается, сам видел, – зевая, заявил Олег, старший сын, слезая с печи.

– Врёшь ты все, – глаза Даши зло сверкнули, она вся напряглась, кулачки сжались, грозя влепить Олегу оплеуху.

– А ну, успокоились. Ты дочка не смущайся, твоё дело молодое. Только не подпускай к себе, а так можно, – рассудил отец, довольно улыбаясь. Он и сам Клаву на сеновал затащил, когда ей было семнадцать. Потом, правда, женился. Все честь по чести. Время тогда тоже неспокойное было. То война, то революция. И то и другое как-то обошли село стороной, но народу немного поубавилось, да и жизнь стала какая-то ненадёжная. Никто не знал, что завтра будет, а как править сегодня, вообще не представлял.

6

Вечером вся семья Дмитриевых сидела за столом и ужинала. Разговоров не вели, Дмитрий этот порядок давно у себя завёл, справедливо считая, что еда и разговор совершенно не совместимы. Вот и сейчас работали ложками в относительно полной тишине. Первым закончил Михаил. Он встал из-за стола и уселся у печки на лавке, хотя обычно после ужина уходил из кухни. Отец сразу заметил перемену в настроении сына и, положив ложку на стол, повернулся к Мишке.

– Говори, сынок, чего притих, – произнёс он.